Всѣ засмѣялись. Она вдругъ успокоилась и опять продолжала:
— Хорошо. День ото дня больше стали бунтоваться, за линію стали выходить, кричатъ, лопочутъ... Сижу этто однова, ребенка вотъ этого самаго въ зыбкѣ качаю; слышу: тррахъ, тррахъ... будто горохомъ сыпнуло... Шумъ поднялся.
— Гляжу, народъ бѣжитъ по полю, по двору... кто куды... Приходитъ мой Иванъ, сердитый:
«Тебѣ — говоритъ — баба, собираться надо ко дворамъ, покудова поѣзда есть... И подорожало все: картошка — пятачекъ фунтъ, хлѣбъ — гривенникъ три фунта»... «Куды — говорю я — младенца-то дѣну»? — «Куды? не бросать же его, какъ щенка... увози съ собой» — «А отецъ»? — «Отца — гритъ — пулей на смерть пришибло».
— Я собралась и поѣхала... Страху навидалась... ужасть сколько!
Баба заботливо положила уснувшаго ребенка на лавочку и прикрыла платкомъ.
— Вотъ-съ вамъ... — нагнулся къ моему уху желчный господинъ, — образецъ національной вражды. Везетъ себѣ чужого ребенка, какого-то инородца изъ Тифлиса, въ какую то Алексѣевку, гдѣ жрать нечего народу... Ночей не спитъ съ нимъ. Вообще, я вамъ доложу: народъ — это бездна какая-то...
Кудрявый мужикъ съ верхней полки закурилъ цыгарку. Ѣдкій, удушливый дымъ махорки клубами стлался по вагону, дѣлая невоз-
Все засмеялись. Она вдруг успокоилась и опять продолжала:
— Хорошо. День ото дня больше стали бунтоваться, за линию стали выходить, кричат, лопочут... Сижу этто однова, ребёнка вот этого самого в зыбке качаю; слышу: тррах, тррах... будто горохом сыпнуло... Шум поднялся.
— Гляжу, народ бежит по полю, по двору... кто куды... Приходит мой Иван, сердитый:
«Тебе — говорит — баба, собираться надо ко дворам, покудова поезда есть... И подорожало всё: картошка — пятачок фунт, хлеб — гривенник три фунта»... «Куды — говорю я — младенца-то дену»? — «Куды? не бросать же его, как щенка... увози с собой» — «А отец»? — «Отца — грит — пулей насмерть пришибло».
— Я собралась и поехала... Страху навидалась... ужасть сколько!
Баба заботливо положила уснувшего ребенка на лавочку и прикрыла платком.
— Вот-с вам... — нагнулся к моему уху желчный господин, — образец национальной вражды. Везёт себе чужого ребёнка, какого-то инородца из Тифлиса, в какую-то Алексеевку, где жрать нечего народу... Ночей не спит с ним. Вообще, я вам доложу: народ — это бездна какая-то...
Кудрявый мужик с верхней полки закурил цигарку. Едкий, удушливый дым махорки клубами стлался по вагону, делая невоз-
