— Чего-жъ они хотѣли, собственно? — спросилъ одинъ изъ стоящихъ въ проходѣ.
— Чего хотѣли?.. бунтятъ, шумятъ, начальствомъ недовольны, кричатъ по своему что-то... изъ русскихъ словъ только и разберешь: «долой, да долой»... больше ничего...
— О, Господи милостивый! — вздохнулъ священникъ. — Зараза какая въ народѣ пошла. Спаси Господи, въ нашихъ мѣстахъ не дошло до этого...
— Дойдетъ, дѣдушка!...
— Ш—ш... нишкни, рази можно!.. Господи помилуй!
— Только слышимъ это — продолжала баба — пригнали солдатъ, объявку сдѣлали: «кто хочетъ работать — работай, а кто не хочетъ — не мѣшай». Русскіе, было, бросились на работу, а они, капкасцы, ихъ бить.
— Русскихъ?
— Знамо, русскихъ. Стрѣляютъ, шпыняютъ чинжалами; страсти, что было... Мой-отъ хотѣлъ было стать на работу, а онъ и говоритъ: «не ходи! Хоша — гритъ — ты мнѣ и другъ, и жалко мнѣ тебя, а не миновать тебѣ смерти. У насъ — гритъ — законъ такой: на чемъ порѣшили, того и держись до поры»... — Ну, мой не пошелъ.
— А вдругъ послѣ тебя пойдетъ, убьютъ, — поддразнилъ подрясникъ.
— Ну, что-й-ты! Развѣ можно? Мой-отъ не пойдетъ — всполошилась баба.
— Чего ж они хотели, собственно? — спросил один из стоящих в проходе.
— Чего хотели?.. бунтят, шумят, начальством недовольны, кричат по-своему что-то... из русских слов только и разберёшь: «долой, да долой»... больше ничего...
— О, Господи милостивый! — вздохнул священник. — Зараза какая в народе пошла. Спаси Господи, в наших местах не дошло до этого...
— Дойдёт, дедушка!...
— Ш-ш... нишкни, рази можно!.. Господи помилуй!
— Только слышим это — продолжала баба — пригнали солдат, объявку сделали: «кто хочет работать — работай, а кто не хочет — не мешай». Русские, было, бросились на работу, а они, капкасцы, их бить.
— Русских?
— Знамо, русских. Стреляют, шпыняют чинжалами; страсти, что было... Мой-от хотел было стать на работу, а он и говорит: «не ходи! Хоша — грит — ты мне и друг, и жалко мне тебя, а не миновать тебе смерти. У нас — грит — закон такой: на чём порешили, того и держись до поры»... — Ну, мой не пошёл.
— А вдруг после тебя пойдёт, убьют, — поддразнил подрясник.
— Ну, чтой-ты! Разве можно? Мой-от не пойдёт — всполошилась баба.
