талъ въ нее, засыпая ступеньки. Въ печкѣ тлѣлись еще догоравшіе уголья, слегка подернутые налетомъ золы. Антонъ разворочалъ ихъ и сталъ грѣться. По землянкѣ разлился красноватый полумракъ. Кадушка стояла на прежнемъ мѣстѣ, на ней лежала бокомъ бутылка. Антонъ взялъ бутылку — въ ней еще оставалось немного водки.
Думая согрѣться, онъ поднесъ ее къ губамъ. Рѣзкій сивушный запахъ ударилъ въ носъ, рѣзнувъ непріятно по нервамъ. Онъ швырнулъ бутылку въ уголъ и вышелъ изъ землянки.
Въ это время скрипнула калитка, и на улицу вышла закутанная женская фигура. Съ трудомъ шагая по сугробу, она пошла мимо. Антонъ узналъ тетку Марью и позвалъ:
— Тетка Марья!
Баба остановилась и заговорила жалобно, нараспѣвъ:
— Ахъ ты, соколикъ мой горемычный! Какъ же это ты, а?... вотъ напасть!.. А все невѣстка, змѣя этакая, прости Господи!.. она взбулгачила и старика-то... Зазналась, въ богатомъ-то домѣ живучи...
Антонъ спросилъ:
— Отецъ дома?
— Дома, золотой, дома... Сердитый — страсть! Сидитъ, ночь-ночью... И какъ ты на глаза ему покажешься, сердечный?..
— То-то я не хочу идти ночевать домой...
тал в неё, засыпая ступеньки. В печке тлелись ещё догоравшие уголья, слегка подёрнутые налётом золы. Антон разворочал их и стал греться. По землянке разлился красноватый полумрак. Кадушка стояла на прежнем месте, на ней лежала боком бутылка. Антон взял бутылку — в ней ещё оставалось немного водки.
Думая согреться, он поднёс её к губам. Резкий сивушный запах ударил в нос, резнув неприятно по нервам. Он швырнул бутылку в угол и вышел из землянки.
В это время скрипнула калитка, и на улицу вышла закутанная женская фигура. С трудом шагая по сугробу, она пошла мимо. Антон узнал тётку Марью и позвал:
— Тётка Марья!
Баба остановилась и заговорила жалобно, нараспев:
— Ах ты, соколик мой горемычный! Как же это ты, а?... вот напасть!.. А всё невестка, змея этакая, прости Господи!.. она взбулгачила и старика-то... Зазналась, в богатом-то доме живучи...
Антон спросил:
— Отец дома?
— Дома, золотой, дома... Сердитый — страсть! Сидит, ночь-ночью... И как ты на глаза ему покажешься, сердечный?..
— То-то я не хочу идти ночевать домой...
