По природѣ и по образу мыслей моихъ я всегда былъ и буду равнодушенъ къ похваламъ и брани журнальныхъ аристарховъ нашихъ: никогда не сердился на ихъ замѣчанія, даже радовался, доставляя имъ случай написать одну или двѣ лишнія странички. Но прочитавъ въ 19-мъ № „Галатеи“ критику на мои стихотворенія, почелъ обязанностью замѣтить сочинителю ея всю неприличность его нападокъ на нравственное чувство уваженія, которое я со всѣми благомыслящими соотечественниками питаю къ Пушкину, Баратынскому и Плетневу. П. А. Плетневъ, отвлекаемый отъ музъ другими полезными занятіями, рѣже двухъ первыхъ являлся на литературномъ поприщѣ, но всегда дарилъ читателей стихотвореніями, исполненными чувства и гармоніи. Прозаическія статьи его отличаются правильностью языка и точностью мыслей и, что́ у насъ довольно рѣдко—тономъ хорошаго общества. Съ благородною гордостью радуюсь, что могу безъ лести хвалить друзей моихъ. Въ первыхъ двухъ стихахъ отвѣта моего на ненапечатанное еще „Посланіе“ ко мнѣ П. А. Плетнева, я какъ бы предвидѣлъ или предчувствовалъ критиковъ „Галатеи“.
P. S. Признаюсь въ моемъ невѣжествѣ: я не понимаю слова „художественность“, такъ же, какъ не понимаю и мысли, побудившей г. Раича превратить въ балладу безсмертную поэму Тасса. Впрочемъ, въ угодность г. издателю „Галатеи“ я совѣтовалъ бы почтенному переводчику „Ромео и Юліи“ кинуть уже переведенные размѣромъ подлинника четыре дѣйствія сей трагедіи и, не думая о вѣрномъ передаваніи красотъ Шекспира, перевести снова сію трагедію мѣрою „Моихъ Пенатовъ“.
Сынъ Отечества и Сѣверный Архивъ 1829 г., ч. IV.