Ни новыя мечты, ни думы прошлыхъ дней
И не дадутъ мнѣ грезъ самозабвенья!..
Нѣтъ, ничему на свѣтѣ никогда
Не пробудить во мнѣ очарованья!..
Желанью моему оно спѣшитъ навстрѣчу…
На языкѣ земномъ — въ словахъ не передать,
О, нѣтъ, не оцѣнить и даже не понять
Таинственныхъ чудесъ его небесной рѣчи!..
И не пойметъ никто и никогда,
Кто самъ въ себѣ не зналъ очарованья!..
Тѣмъ молодая кровь горитъ во мнѣ мятежнѣй,
Тѣмъ сладостнѣй блаженный длится часъ!..
О, нѣтъ, никто, никто не испыталъ изъ васъ
Блаженства — моего отраднѣй и безбрежнѣй!..
И никому на свѣтѣ никогда
Не разбудить во мнѣ огня желанья..
Въ моей красѣ — мое очарованье!..[1]
Пѣсенка кончилась; всѣ весело подпѣвали ей, хотя нѣкоторымъ ея слова показались странными и заставили призадуматься. Послѣ того еще потанцовали и, такъ какъ часть короткой ночи уже прошла, королевѣ было угодно объявить первый день окончившимся. Зажгли факелы, и всѣ были отпущены на покой до слѣдующаго утра; каждый удалился въ свою комнату.
- ↑ Переводъ всѣхъ стихотвореній, встрѣчающихся въ «Декамеронѣ», сдѣланъ А. А. Коринфскимъ.