твои — простые мужики, и поэтому я хочу, чтобы ты не была болѣе моею женою, а вернулась къ своему отцу Джаннуколо, вмѣстѣ съ приданымъ, которое ты мнѣ принесла: я возьму другую, она больше пришлась мнѣ по душѣ!
Гризельда выслушала эти слова съ страшною тоскою, но, переломивъ свою женскую натуру, не проронила даже слезы и отвѣтила ему:
— Государь, я никогда не забывала своего низкаго происхожденія, которое совсѣмъ не соотвѣтствуетъ вашей знатности; сдѣлавшись вашею женою, я считала это вашею и Божіею милостію ко мнѣ; никогда я не считала этой чести принадлежавшею мнѣ по праву, а только данною на время; вамъ угодно теперь взять ее отъ меня, и я обязана возвратить ее. Вотъ ваше кольцо, которымъ вы обручились со мною, возьмите его. Вы повелѣваете мнѣ взять приданое, которое я вамъ принесла: для этого мнѣ не понадобится ни ящиковъ, ни носильщиковъ: я не забыла, что вы взяли меня совсѣмъ голую. И если вы найдете приличнымъ, чтобы это тѣло, которое носило рожденныхъ отъ васъ дѣтей, было открыто на всеобщее позорище, то я и уйду голая. Но я прошу васъ, въ воздаяніе за дѣвственность, которую я принесла сюда, позвольте мнѣ выйти отсюда хотя бы въ одной рубашкѣ!
Гвальтіери готовъ былъ зарыдать, но сдѣлалъ суровое лицо и сказалъ ей:
— Хорошо, возьми рубашку!
Всѣ, присутствовавшіе при этомъ, просили его дать ей хоть одно платье; но ихъ мольбы были напрасны. Бѣдная женщина въ одной рубашкѣ, босая, съ непокрытою головою, призвавъ на своего мужа благословеніе Божіе, вышла, сопровождаемая слезами и рыданіями всѣхъ, кто только видѣлъ ее. Джаннуколо, никогда даже и не вѣрившій, чтобы Гвальтіери серьезно могъ взять его дочь себѣ въ жены и чуть не каждый день ожидавшій, что онъ ее прогонитъ, сохранилъ всю ея одежду, которую она сняла въ тотъ день, когда Гвальтіери женился на ней. Онъ принесъ ей эту одежонку и она снова надѣла ее и принялась за домашнія работы въ бѣдномъ хозяйствѣ своего отца, какъ дѣлала это прежде, твердо перенося ударъ враждебной судьбы.
Устроивъ все это, Гвальтіери увѣрилъ своихъ близкихъ, что сосваталъ для себя дочь одного изъ графовъ Панаго. Приказавъ сдѣлать приготовленія къ блестящему свадебному пиру, онъ послалъ за Гризельдою, и когда она пришла, сказалъ ей:
— Я жду къ себѣ новую жену и хочу съ честью встрѣтить ее. Ты знаешь, что у меня въ домѣ нѣтъ женщины, которая сумѣла бы все прибрать, какъ слѣдуетъ, въ покояхъ для такого торжественнаго случая. Ты лучше всякой другой знаешь весь домъ и все, что въ немъ есть; приведи же все въ порядокъ, пригласи женщинъ, какихъ ты знаешь, и встрѣть ихъ такъ, словно ты все еще здѣсь хозяйка. Потомъ, послѣ свадьбы, можешь вернуться къ себѣ домой.
Слова эти поражали сердце Гризельды, какъ удары ножа; хотя она не могла еще забыть своей любви къ этому человѣку, какъ успѣла забыть о своемъ мимолетномъ счастьи, тотчасъ отвѣтила ему:
— Государь, я готова, я все сдѣлаю какъ слѣдуетъ!
И она вошла въ своей бѣдной деревенской одеждѣ въ этотъ домъ, изъ котораго вышла недавно въ одной рубашкѣ, принялась мести комнаты и приводить все въ порядокъ, украшать тканями стѣны, стлать ковры и ска-
