Эта страница была вычитана
Услыхавъ это, Эрмино вдругъ ощутилъ такой страшный стыдъ за свою скупость, что въ одно мгновеніе весь какъ бы переродился.
— Господинъ Гвильельмо, — сказалъ онъ, — я такъ и сдѣлаю, прикажу изобразить щедрость, и притомъ въ такомъ видѣ, чтобы ни вы и никто другой не могъ сказать мнѣ, что я никогда ея не знавалъ и не видывалъ.
И съ этихъ поръ — такова была сила остраго слова Гвильельмо — онъ сдѣлался самымъ щедрымъ человѣкомъ, какого только знавала Генуя, и пользовался величайшимъ почетомъ среди согражданъ и иноземцевъ.
