вится вамъ происшедшее, что если вы вздумаете поступить наперекоръ мнѣ, я возьму отъ васъ Гизиппа, и какъ только вернусь въ Римъ, сумѣю отобрать ту, что стала моею по праву, вопреки вашему сопротивленію. А что можетъ значить негодованіе, запылавшее въ душѣ римлянина, я докажу вамъ это на дѣлѣ, если вы захотите сдѣлать изъ меня вашего врага!»
Покончивъ свою рѣчь, Титъ всталъ съ разгнѣваннымъ лицомъ, взялъ за руку Гизиппа и, не обращая больше вниманія на собравшихся въ храмѣ, вышелъ изъ него, грозно поднявъ голову. Изъ оставшихся тамъ одни раздѣляли доводы Тита и охотно соглашались войти съ нимъ въ родство и дружбу, другіе были напуганы его послѣдними словами. Начали они разсуждать между собою и порѣшили, что лучше всего будетъ полюбовно породниться съ Титомъ, если Гизиппъ самъ добровольно отъ этого отказался; хуже будетъ, разсудили они, если и Гизиппа потеряемъ, и въ Титѣ наживемъ врага. Порѣшивъ такъ, они пошли къ Титу и объявили ему о своемъ согласіи на то, чтобы Софронія стала его женою; они просили его быть ихъ дорогимъ родственникомъ, а Гизиппа — добрымъ другомъ. Повеселившись за дружескимъ пиромъ, они ушли и прислали къ нему Софронію. Она, какъ женщина умная, взвѣсила всю силу необходимости и перенесла свою любовь къ Гизиппу на Тита, и вмѣстѣ съ нимъ отправилась въ Римъ, гдѣ ихъ встрѣтили съ большимъ почетомъ.
Гизиппъ, оставшись въ Аѳинахъ, скоро увидѣлъ, что онъ утратилъ почти всякое уваженіе среди друзей и родни. Спустя нѣкоторое время, случилась какая-то распря между аѳинскими гражданами, въ которую былъ впутанъ и Гизиппъ; кончилось тѣмъ, что его вмѣстѣ со всею роднею изгнали изъ Аѳинъ, и онъ удалился оттуда въ позорѣ и нищетѣ. Онъ сталъ не только неимущимъ, по прямо доведенъ былъ до нищенства. Кое-какъ добрался онъ до Рима; онъ шелъ къ своему Титу въ надеждѣ, что тотъ не забылъ о немъ. Онъ узналъ, что Титъ живъ и здоровъ и пользуется въ Римѣ всеобщимъ уваженіемъ. Гизиппу указали его богатые дома, и онъ сталъ передъ его дверью, когда Титъ проходилъ; онъ не говорилъ ни слова, не смѣлъ говорить, приниженный нищетою; но онъ хотѣлъ, чтобы Титъ увидѣлъ его, призналъ, назвалъ по имени. Когда тотъ прошелъ мимо, не обративъ на него вниманія, Гизиппу показалось, что Титъ смотрѣлъ на него и узналъ, но пренебрегъ имъ, и тутъ, вспомнивъ все, что онъ сдѣлалъ для Тита, онъ, полный отчаянія и негодованія, отошелъ прочь.
Настала ночь, у него не было денегъ, онъ былъ голоденъ и не зналъ, гдѣ преклонить голову. Онъ рѣшилъ покончить съ собою. Бредя наудачу, Гизиппъ пришелъ въ какой-то лѣсъ и тамъ нашелъ большую пещеру, въ которой и рѣшился переночевать. Онъ растянулся на голой землѣ и, побѣжденный усталостью, скоро уснулъ. Подъ утро въ пещеру пришли двое бродягъ, которые въ ту ночь вмѣстѣ ходили на кражу; между ними вышла какая-то ссора и одинъ изъ нихъ въ схваткѣ убилъ другого и убѣжалъ. Гизиппъ все это видѣлъ и слышалъ; ему подумалось, что судьба послала ему удобный случай покончить жизнь, не налагая на себя рукъ. Онъ остался на мѣстѣ; когда туда прибыли судейскіе стражники, уже освѣдомленные объ убійствѣ, и увидѣли Гизиппа, то схватили его и взяли подъ стражу. На допросѣ онъ показалъ, что убійца — онъ. Поэтому преторъ, котораго звали Маркомъ Варрономъ, приговорилъ его, по тамошнимъ законамъ, къ распятію на крестѣ.
