шемуся обычаю, каждый генуэзскій житель привыкъ щеголять. Дошло до того, что предали забвенію даже его настоящее родовое имя Гримальди, а стали звать его Эрмино Авариціа[1]. Такъ онъ и жилъ, безъ всякихъ лишнихъ расходовъ, а все только копилъ да копилъ.
Въ это время прибылъ въ Геную одинъ придворный человѣкъ, хорошо воспитанный и большой краснобай, нѣкто Гвильельмо Борсіере; онъ мало походилъ на многихъ нынѣшнихъ господъ, слывущихъ благородными и дворянами, воспитанными при дворѣ, господъ, которыхъ вѣрнѣе бы назвать ослами, выросшими среди грубыхъ подонковъ общества, — до такой степени они развращены и достойны всяческаго презрѣнія. Въ тѣ времена придворные охотно брали на себя посредничество въ дѣлахъ, особенно семейныхъ, улаживали споры о наслѣдствѣ, способствовали примиренію, заключенію браковъ, считались желанными гостями и добрыми собесѣдниками, умѣли развеселить веселымъ краснымъ словцомъ, а также и укорить кого надо за дурное дѣло. Все это дѣлалось за небольшое вознагражденіе. Теперь все измѣнилось: нынѣшніе господа только и знаютъ, что сплетничаютъ да переносятъ свары и раздоры, разсказываютъ разныя скверности и сальности; и всего хуже, при людяхъ, не стѣсняясь, сводятъ между собою свои счеты, корятъ другъ друга въ разныхъ гадостяхъ, дѣйствительныхъ и вымышленныхъ. А главное, кто изъ нихъ гнуснѣе, тотъ и пользуется особымъ вниманіемъ среди недостойныхъ баръ, того они и отличаютъ высшими наградами. Стыдъ и срамъ нашему времени, создавшему такіе порядки; все это доказываетъ только, что добродѣтели совсѣмъ покинули насъ и оставили насъ въ жертву порокамъ и бѣдствіямъ.
Однако, возвращусь къ началу моего разсказа, отъ котораго справедливое негодованіе отвлекло меня гораздо дальше, чѣмъ слѣдовало. Какъ я уже сказала, этотъ господинъ Гвильельмо пользовался въ Генуѣ особымъ вниманіемъ и почетомъ. Пробывъ нѣсколько дней въ городѣ и немало наслышавшись о скаредности Эрмино, онъ пожелалъ его видѣть. Эрмино тоже успѣлъ наслышаться о Гвильельмо Борсіере, какъ о почтеннѣйшемъ человѣкѣ, и такъ какъ въ немъ, на зло скупости, все же сохранилась искра благородства, то онъ принялъ гостя весьма привѣтливо и много бесѣдовалъ съ нимъ о разныхъ предметахъ. И повелъ онъ его вмѣстѣ съ другими гостями въ свой вновь выстроенный красивый домъ. Показавъ его всѣмъ, онъ обратился къ Гвильельмо и сказалъ:
— Господинъ Гвильемо, вы многое видали и слыхали; не посовѣтуете ли мнѣ, что бы такое особенное, невиданное изобразить въ гостиной этого дома?
На эту смѣхотворную просьбу Гвильельмо отвѣтилъ:
— Право, не придумаю, что̀ бы вамъ посовѣтовать, сударь мой. Что можно придумать невиданнаго? Развѣ чиханіе или что-нибудь подобное? Могу, впрочемъ, если хотите, присовѣтовать одну вещь, хотя и не всѣми, но вами, пожалуй, и невиданную.
— Прошу васъ, скажите, что же, это такое? — сказалъ Эрмино, конечно, никакъ не ожидавшій того, что ему отвѣтитъ Гвильельмо.
— Прикажите изобразить щедрость, — съ живостью отвѣтилъ Гвильельмо.
- ↑ Avarizia — скаредность, скупость.
