передъ этимъ, если бы оставался увѣренъ, что такимъ путемъ она станетъ твоею женою. Но у меня является опасеніе, что если я такъ сдѣлаю, ея родители не такъ скоро рѣшатся выдать ее за другого и вдобавокъ могутъ избрать другого вмѣсто тебя, и ты потеряешь то, отъ чего я откажусь. И потому я долженъ продолжать начатое, — тебѣ надо съ этимъ согласиться. Когда же я введу ее въ свой домъ, какъ свою жену, и сыграю свадьбу, ты въ полной тайнѣ, по предварительному уговору между нами, проведешь съ нею ночь, какъ съ своего женою. Потомъ, выбравъ удобное время, мы объявимъ объ этомъ роднѣ; понравится имъ это — хорошо, а не понравится, такъ ужь не передѣлаютъ и волей-неволей принуждены будутъ удовольствоваться совершившимся.
Титу этотъ планъ понравился. Когда онъ совсѣмъ выздоровѣлъ и оправился, Гизиппъ ввелъ жену въ свой домъ. Устроили роскошный свадебный пиръ. Наступила ночь; женщины возложили новобрачную на супружеское ложе и удалились. Комната Тита была рядомъ съ комнатою Гизиппа и можно было пройти изъ одной въ другую. Гизиппъ въ своей комнатѣ погасилъ свѣтъ, тихонько прошелъ къ Титу и сказалъ ему, чтобы онъ шелъ къ его женѣ. Титъ, побѣжденный смущеніемъ, отказался и даже почувствовалъ раскаяніе въ своемъ прежнемъ рѣшеніи. Гизиппъ совершенно искренно и отъ всей души приносилъ ему эту жертву и потому послѣ долгихъ споровъ ему удалось уговорить его. Титъ, приблизившись къ ложу, какъ бы въ шутку спросилъ молодую, согласна ли она быть его женою. Та, думая, что это Гизиппъ, отвѣчала: «да». Тогда онъ надѣлъ ей на палецъ прекрасный и дорогой перстень и сказалъ:
— А я хочу быть твоимъ мужемъ!
Совершивъ такимъ образомъ обручальный обрядъ, онъ предался съ нею брачному наслажденію; и ни ей самой, и никому на свѣтѣ въ голову не приходило, что съ нею не Гизиппъ, а другой.
Такъ совершился бракъ Тита съ Софроніею. Какъ разъ въ это время его отецъ Публій умеръ; его извѣстили объ этомъ и просили немедленно вернуться въ Римъ, для того, чтобы вступить во владѣніе наслѣдствомъ. Онъ сталъ совѣтоваться съ Гизиппомъ, какъ ему сдѣлать, чтобы взять съ собою Софронію. Конечно, этого нельзя было сдѣлать иначе, какъ въ точности объяснивъ ей все дѣло. Поэтому они позвали ее и разсказали ей все, какъ было, а Титъ все это подтвердилъ, приведя ей на память множество мелкихъ случайностей, происходившихъ между ними, когда они бывали одни. Она сначала посмотрѣла на того и на другого съ нѣкоторымъ негодованіемъ, а затѣмъ принялась горько плакать, укоряя Гизиппа въ обманѣ. Потомъ она побѣжала въ домъ родителей и разсказала отцу и матери о томъ, какъ Гизиппъ обманулъ ее и ихъ, утверждая, что она сдѣлалась женою Тита, а вовсе не Гизиппа, какъ всѣ думали. Отецъ принялъ это, какъ самую тяжкую обиду, и между нимъ и родными Гизиппа начались безконечные перекоры, пересуды и смуты. Гизиппа одинаково возненавидѣли какъ его родня, такъ и всѣ родственники Софроніи; каждый считалъ его достойнымъ не только презрѣнія, но и тяжкаго возмездія. Тотъ же утверждалъ только одно, что онъ поступилъ честно, родителей же Софроніи ничѣмъ не обидѣлъ, такъ какъ предоставилъ ей лучшаго мужа, чѣмъ онъ самъ. Съ другой стороны, Титъ, видя все это, впалъ въ страшную тоску. Но онъ зналъ манеру грековъ — шумѣть и грозить, пока никто имъ на это не даетъ отвѣта, а когда сумѣютъ отвѣтить какъ слѣдуетъ — тотчасъ примолкнуть и стать ласко-
