менъ императора Фридриха II до нашихъ дней. Однажды онъ задумалъ устроить въ Веронѣ очень пышное празднество, пригласилъ уже къ нему множество гостей, особенно изъ знатныхъ дворянъ и придворныхъ; но внезапно, невѣдомо по какой причинѣ, вдругъ раздумалъ, щедро одарилъ собравшихся гостей и распустилъ ихъ по домамъ. Въ числѣ гостей былъ нѣкто Бергамино, увлекательный говорунъ и разсказчикъ, до такой степени искусный по этой части, что кто не слыхалъ его самъ, тотъ не могъ и повѣрить, что есть на свѣтѣ такой талантъ. Этотъ Бергамино, безъ всякой видимой причины, остался безъ всякой награды и не былъ отпущенъ; ничего не понимая въ этомъ невниманіи, онъ, однако, не унывалъ, надѣясь, что въ будущемъ отъ этого только выгадаетъ. Но у Кане неизвѣстно откуда вдругъ явилось убѣжденіе, что дать что-нибудь Бергамино — хуже, чѣмъ въ огонь бросить; однако, онъ молчалъ и не давалъ тому объ этомъ знать. Бергамино прождалъ нѣсколько дней, и видя, что за нимъ не посылаютъ и не хотятъ воспользоваться его талантами, наконецъ, наскучивъ тратиться въ гостинницѣ, гдѣ онъ остановился съ конями и слугами, началъ сильно печалиться; но все еще ждалъ, не уѣзжалъ. У него съ собою было взято три богатыхъ и красивыхъ одежды, чтобы въ нихъ явиться на праздникъ. Въ уплату за постой онъ отдалъ хозяину гостинницы сначала одну изъ этихъ одеждъ, а затѣмъ, спустя нѣкоторое время, другую, и жилъ уже въ счетъ третьей, рѣшивъ оставаться, пока ее хватитъ; потомъ уже, дѣлать нечего, придется пуститься въ обратный путь. И вотъ, въ то время, какъ проѣдалась эта послѣдняя одежда, Бергамино въ одинъ прекрасный день съ сумрачнымъ видомъ, предсталъ передъ Кане, въ то время, когда тотъ сидѣлъ за столомъ. Кане, желая скорѣе подразнить Бергамино, чѣмъ развлекаться его балагурствомъ, сказалъ ему:
— Что съ тобою, Бергамино? Отчего ты такой печальный? Разскажи-ка намъ что-нибудь.
Бергамино немедленно, словно раньше придумалъ, началъ разсказъ, въ которомъ выставилъ на видъ свое положеніе:
— Государь мой, — началъ онъ, — вамъ, должно полагать, не безъизвѣстно, что Примассо былъ извѣстный ученый, знатокъ но части словесности и отличный стихотворецъ. Его знанія и таланты создали ему такую славу, что если иные и не знали его въ лицо, то по имени онъ былъ извѣстенъ рѣшительно всѣмъ и каждому. Случилось ему быть въ Парижѣ, гдѣ онъ кое-какъ перебивался въ страшной нуждѣ, которая, впрочемъ, и никогда его не покидала, потому что сильные міра сего не очень-то поощряли его таланты. Однажды онъ услыхалъ объ аббатѣ Клиньи, который слылъ, послѣ папы, самымъ богатымъ изъ всѣхъ духовныхъ сановниковъ. О немъ разсказывали удивительныя вещи, особенно же восхваляли его щедрость; увѣряли, что у него въ домѣ вѣчный праздникъ и что, кто бы къ нему ни явился, каждаго насытилъ и напоялъ, лишь бы только попасть къ аббату въ то время, когда онъ сидитъ за столомъ. Узнавъ объ этомъ, Примассо, въ качествѣ человѣка, любившаго имѣть дѣла съ знатными и богатыми людьми, рѣшилъ пойти и испытать щедрость этого аббата. Разспросивъ, далеко ли его мѣстопребываніе, онъ узналъ, что оно находится въ шести миляхъ отъ Парижа; значитъ, отравившись въ путь съ утра, онъ могъ поспѣть туда какъ разъ къ обѣденному времени. Разузнавъ дорогу и не найдя попутчиковъ, онъ подумалъ, что можетъ, пожалуй, какъ-нибудь сбиться
