— Да, — отвѣчалъ Бруно.
— А ты еще не вѣрилъ мнѣ, — замѣтилъ Каландрино, — когда я говорилъ тебѣ сегодня. Право, дружище, я убѣждаюсь въ томъ, что лучше всякаго другого могу достигнуть того, что захочу. Кто сумѣлъ бы, кромѣ меня, влюбитъ въ себя такъ скоро женщину, подобную этой. Пускай бы ухитрился это сдѣлать любой молодецъ, трубящій о своихъ побѣдахъ, а между тѣмъ цѣлый день бродящій понапрасну взадъ и впередъ; имъ и въ тысячу лѣтъ не набрать хоть три горсти подобныхъ орѣшковъ! Я хочу, чтобы ты посмотрѣлъ на меня немного, каковъ я съ гитарой; вотъ будетъ игра! Пойми же, наконецъ, я не такъ старъ, какъ тебѣ кажусь; она это сразу замѣтила, но я заставлю ее вполнѣ убѣдиться, когда запущу въ нее коготь. Клянусь, что я устрою съ ней штуку. Она будетъ бѣгать за мной, какъ сумасшедшая за сыномъ!
— Да, — согласился Бруно, — ты ее подцѣпишь; мнѣ кажется, я такъ и вижу, какъ ты впиваешься своими зубами, похожими на колки отъ гитары, въ ея аленькій ротикъ, затѣмъ въ ея щечки, напоминающія двѣ розы, и, наконецъ, проглотишь ее всю цѣликомъ!
Каландрино, слушая его рѣчи, вообразилъ, что такъ оно и будетъ, и пошелъ, подпрыгивая и напѣвая, до того веселый, что, казалось, сейчасъ выскочитъ изъ своей шкуры. На слѣдующій день онъ взялъ гитару и, къ величайшему удовольствію всей компаніи, пропѣлъ множество пѣсенокъ Никколозѣ. Въ скоромъ времени онъ впалъ въ такую праздность, вслѣдствіе частаго лицезрѣнія дамы, что не работалъ вовсе, а тысячу разъ подходилъ то къ окну, то къ дверямъ, то устремлялся во дворъ, чтобы только ее увидать. Она же, хитро дѣйствуя, по наставленію Бруно, очень искусно подстрекала его. Съ другой стороны, Бруно исполнялъ его порученія къ ней и приносилъ отъ нея иногда привѣтствія. Когда же ея не было въ домѣ, какъ это большей частью и бывало, онъ, приносилъ письма, словно отъ нея, въ которыхъ Никколоза обнадеживала Каландрино въ его желаніяхъ и заявляла, будто гоститъ у родныхъ, гдѣ онъ не можетъ съ ней видѣться. Такимъ образомъ, Бруно и Буффалъмакко, руководившіе этимъ дѣломъ, всячески потѣшались надъ выходками Каландрино, заставляя его иногда подносить имъ, яко бы по просьбѣ дамы, то гребешокъ изъ слоновой кости, то кошелекъ, то ножичекъ, то какой-нибудь иной вздоръ; отъ себя они дарили ему разныя поддѣльныя колечки, не имѣющія никакой цѣны. Каландрино же они радовали несказанно. Кромѣ того, они пользовались отъ него хорошимъ угощеніемъ и разными мелкими услугами за свои заботы о его дѣлахъ. Такимъ образомъ продержали они его добрыхъ два мѣсяца, не двигаясь впередъ. Наконецъ, Каландрино увидѣлъ, что работа подходитъ къ концу, и сообразилъ, что если онъ не осуществитъ своихъ любовныхъ надеждъ до окончанія работъ, то никогда, пожалуй, не представится ему случая; поэтому онъ началъ всячески упрашивать Бруно. Тотъ, въ присутствіи Никколозы, уговорился съ Филиппо и съ нею, что слѣдуетъ имъ дѣлать, и сказалъ Каландрино:
— Ну, товарищъ, эта женщина тысячу разъ обѣщала мнѣ исполнить то, чего ты хочешь, и всетаки ничего не дѣлаетъ; мнѣ кажется, она просто водитъ тебя за носъ; поэтому, разъ она не выполняетъ своего обѣщанія, то, если хочешь, мы заставимъ ее выполнить волей-неволей.
