и здоровый, раздобылъ себѣ маску, какія обыкновенно употребляются въ играхъ, уже вышедшихъ изъ обычая, напялилъ на себя черную шубу навыворотъ и вырядился во все это такъ, что казался настоящимъ медвѣдемъ, только на лицѣ была маска дьявола съ двумя рогами. Затѣмъ, вмѣстѣ съ Бруно, пришедшимъ посмотрѣть, какъ идетъ дѣло, онъ явился на новую площадь Санта Марія Новелла. Замѣтивъ, что докторъ уже тутъ, Буффальмакко началъ ужаснѣйшимъ образомъ скакать по площади, корчиться, пыхтѣть, визжать и выть, какъ изступленный. Когда докторъ услыхалъ и увидалъ это, то всѣ волоса у него стали дыбомъ и онъ началъ дрожать хуже трусливой бабы. Теперь онъ хотѣлъ лучше быть дома, чѣмъ здѣсь; но не потому только, что пошелъ сюда, онъ старался ободрить себя, нѣтъ: его одолѣвало еще желаніе пріобщиться ко всѣмъ чудесамъ, разсказаннымъ ему живописцами. Между тѣмъ Буффальмакко, побѣсновавшись немного, какъ было сказано, сдѣлалъ видъ, что успокоился, и, подойдя къ гробницѣ, на которой находился маэстро, остановился какъ вкопанный. Докторъ, трепеща всѣмъ тѣломъ отъ страха, не зналъ, на что̀ ему рѣшиться: прыгнуть ли на звѣря или удержаться; наконецъ, опасаясь, чтобы чудовище не сдѣлало ему чего худого, коли онъ не прыгнетъ, вторичной боязнью онъ побѣдилъ первую и, отцѣпившись отъ памятника, шепча тихонько «Господи благослови», вспрыгнулъ на звѣря и очень плотно усѣлся. Попрежнему весь дрожа, онъ скрестилъ руки на груди, какъ ему было сказано.
Тогда Буффальмакко началъ потихоньку пробираться къ церкви Санта Марія делла Скала и, идя на четверенькахъ, довезъ его до Риппольскихъ монахинь. Тутъ находились тогда ямы, которыя воздѣлыватели окрестныхъ полей посвятили графинѣ Отхожихъ — для утучненія своихъ полей. Приблизившись къ этому мѣсту, Буффальмакко подошелъ къ краю одной изъ ямъ и, улучивъ минуту, схватилъ врача за ногу, стащилъ его со спины и швырнулъ въ яму внизъ головой, а самъ началъ ужасно рычать, скакать и кривляться, а потомъ помчался на поле Оньи Санти, гдѣ вновь сошелся съ Бруно: тотъ, не будучи въ состоянія удержаться отъ смѣха, убѣжалъ сюда. Оба они, въ полномъ восторгѣ, начали издали слѣдить, что будетъ дѣлать докторъ.
Почувствовавъ себя въ такомъ гнусномъ мѣстѣ, маэстро пытался подняться и какъ-нибудь вылѣзти, но падалъ снова, то туда, то сюда, такъ что вымазался весь съ головы до пятъ. Несчастный и жалкій, онъ проглотилъ даже нѣсколько драхмъ этой мерзости, пока, наконецъ, выбрался изъ нея, оставивъ тамъ мантію. Обчищая себя, сколько можно, руками, не зная, за что теперь приняться, онъ вернулся домой и стучатся до тѣхъ поръ, пока ему не отперли. Но едва онъ вошелъ туда, весь-смердящій, и дверь за нимъ захлопнулась, Буффальмакко и Бруно подобрались къ дому, чтобы послушать, какъ маэстро будетъ встрѣченъ своею супругой. Настороживъ уши, они услыхали, что жена такъ его честила, какъ еще ни одному горемыкѣ не доставалось.
— Ну, вотъ, прекрасно, такъ тебѣ и надо! Ты отправился вѣрно къ какой-нибудь другой женщинѣ и хотѣлъ показаться предъ ней во всемъ блескѣ, въ пурпуровой мантіи? Стало быть тебѣ меня мало! Да меня, голубчикъ, хватило бы на цѣлое племя, а не то что на тебя. Эхъ, кабы онѣ совсѣмъ утопили тебя, бросивъ туда, гдѣ и подобаетъ тебѣ находиться! Вотъ такъ докторъ! У самого жена, а онъ бѣгаетъ по ночамъ за чужими!
