Она поднялась на башню, обратилась къ сѣверу и начала произносить слова заклинанія, даннаго ей Риньери. Послѣдній, выждавъ нѣкоторое время, подкрался къ башнѣ и убралъ лѣстницу, которая вела на вершину башни, гдѣ была дама; затѣмъ, онъ началъ спокойно ждать, что̀ она будетъ дѣлать и говорить.
Дама произнесла семь разъ заклинаніе и стала ждать появленія молодыхъ дѣвушекъ. Но ожиданіе затянулось очень долго; она начинала ощущать весьма непріятную свѣжесть воздуха. Наконецъ, стала заниматься и зоря. Съ досадою и горестью начала Елена догадываться, что ученый обманулъ ее, и думала про себя:
«Мнѣ кажется, что этотъ Риньери захотѣлъ доставить мнѣ такую же ночь, какъ я ему въ тотъ разъ. Ну, если такъ, то онъ худо распорядился со своимъ мщеніемъ; нынѣшняя ночь не составитъ и третьей части той ночи, какая выпала на его долю, не говоря уже о томъ, что и морозъ тогда былъ не теперешнему чета».
Опасаясь, чтобы день не засталъ ея въ этомъ мѣстѣ въ такомъ видѣ, она хотѣла сойти съ башни, но тутъ увидѣла, что лѣстница исчезла. У нея вдругъ ноги подкосились отъ ужаса, и она свалилась на помостъ башни. Когда силы вернулись къ ней, она принялась стонать. Елена отлично понимала, что все это нарочно подстроено философомъ, и горько упрекала себя, что такъ глупо довѣрилась человѣку, которому нанесла страшную обиду и котораго должна быть считать своимъ лютымъ врагомъ. Такъ прошло много времени. Она вновь начала высматривать, какъ бы спуститься внизъ, и не находя никакого способа, опять зарыдала, осаждаемая самыми черными мыслями.
«О, несчастная, — думала она про себя, — что скажутъ теперь твои братья, родственники, знакомые, наконецъ, вся Флоренція, когда узнаютъ, что ты стояла тутъ ночью голая! Всѣ считали тебя честною женщиною, а теперь всѣ увидятъ, что честь твоя была фальшива. А если захочешь оправдываться, то что̀ можешь ты подѣлать противъ этого проклятаго философа, который узналъ всѣ твои дѣла, и не дастъ тебѣ солгать. Горе тебѣ, злополучной! Ты сразу потеряла и возлюбленнаго, котораго не умѣла удержать своею любовью, и честь!»
Ею овладѣло такое горе, что она готова была броситься съ башни на землю. Между тѣмъ взошло солнце. Елена, прислонившись къ стѣнѣ башни, начала высматривать, не покажется ли гдѣ-нибудь мальчикъ-пастухъ, котораго она могла бы послать за своею служанкою.
Риньери, спавшій подъ кустомъ, невдалекѣ отъ башни, проснулся и увидѣлъ ее, а она его.
— Съ добрымъ утромъ, сударыня! — крикнулъ онъ ей. — А что же наши молодыя дѣвицы, развѣ все еще не приходили?
Дама, увидѣвъ его, начала рыдать громче прежняго и просила подойти къ башнѣ, чтобы она могла переговорить съ нимъ. Тотъ охотно оказалъ ей эту любезность. Дама легла ничкомъ на помостъ башни, такъ что между зубцовъ выставилась только голова.
— Риньери, — заговорила она съ рыданіями, — я знаю, что доставила тебѣ очень непріятную ночь; но вѣдь ты уже отомстилъ за себя: хотя у насъ теперь іюль, я все же думала, что замерзну въ эту ночь, стоя нагая. Притомъ я такъ плакала, терзаемая мыслью о твоемъ обманѣ и о моей довѣрчивости къ твоимъ словамъ, что дивлюсь, какъ у меня не вытекли глаза вмѣстѣ со слезами. Поэтому молю тебя, не ради любви
