и кончая тѣмъ, какъ онъ поступилъ съ Сисмондой. Наконецъ, чтобы убѣдить родственниковъ своей жены въ томъ, что онъ сказалъ совершенную правду, купецъ отдалъ имъ волосы, которые, какъ ему казалось, онъ срѣзалъ съ головы Сисмонды. Въ заключеніе, онъ попросилъ ихъ сходить за Сисмондой, взять ее къ себѣ въ домъ и поступить съ нею такъ, какъ имъ укажетъ ихъ честь и совѣсть, потому что оставить у себя невѣрную жену онъ не желалъ. Братья Сисмонды повѣрили Арригуччіо; они страшно разсердились на сестру; немедленно зажгли факелы и вмѣстѣ съ купцомъ поспѣшили къ его дому, собираясь очень круто поступить съ молодой женщиной. Ихъ мать, заливаясь слезами, также пошла за Арригуччіо; она умоляла то одного, то другого изъ сыновей не вѣрить голословнымъ обвиненіямъ Арригуччіо, а самимъ хорошенько узнать въ чемъ дѣло: мужъ могъ разсердиться на Сисмонду по какой-нибудь другой причинѣ и взвести на нее небывалую вину въ извиненіе себѣ; потомъ старуха говорила, что она не можетъ допустить мысли, чтобы женщина, которую она знаетъ съ дѣтства, которой она дала отличное воспитаніе, могла себя вести такимъ образомъ; еще многое, многое говорила мать Сисмонды.
Когда братья, мужъ и мать Сисмонды вошли въ домъ купца и начали подниматься по лѣстницѣ, молодая женщина спросила: «Кто тамъ?» Одинъ изъ братьевъ отвѣтилъ ей:
— Ты это скоро узнаешь, злая женщина!
— Что это значитъ? Что случилось, Господи Боже мой! — проговорила Сисмонда; вставъ, она сдѣлала нѣсколько шаговъ навстрѣчу братьямъ и снова сказала: — Братья мои, добро пожаловать, но что васъ привело ко мнѣ въ такой поздній часъ?
Братья удивились, видя, что Сисмонда только-что спокойно работала, что на ея лицѣ нѣтъ никакихъ слѣдовъ побоевъ, тогда какъ Арригуччіо говорилъ, что все ея лицо и тѣло испещрено синяками; они сдержали свой гнѣвъ и стали спрашивать, какъ произошло все то, на что имъ жаловался Арригуччіо; молодые люди грозили жестоко обойтись съ сестрой, если она что-нибудь утаитъ отъ нихъ.
— Право, я не понимаю, — сказала Сисмонда, — о чемъ вы говорите и какую вину взвелъ на меня Арригуччіо.
Арригуччіо смотрѣлъ на жену, точно окаменѣвъ; онъ отлично помнилъ, что колотилъ ее по лицу, а между тѣмъ передъ нимъ стояла, молодая женщина безъ малѣйшихъ слѣдовъ побоевъ. Въ короткихъ словахъ братья разсказали, въ чемъ заключалась жалоба Арригуччіо, упомянули о бичевкѣ, о побояхъ, обо всемъ.
Сисмонда же, обернувшись къ мужу, сказала:
— Горе мнѣ, мужъ мой! Что я слышу о тебѣ? Какъ могъ ты къ своему безславію сказать обо мнѣ, что я дурная женщина, когда я честна; какъ могъ ты выставить себя жестокимъ, грубымъ человѣкомъ, когда ты не грубъ и не жестокъ? Сегодня ночью ты не былъ дома, не былъ въ моей спальнѣ, а между тѣмъ увѣряешь, что ты меня избилъ. Я, право, этого не помню!
— Какъ, — вскрикнулъ Арригуччіо, — ты еще хочешь лгать, безсовѣстная! Развѣ мы не легли въ одно и то же время? Развѣ я не погнался за твоимъ любовникомъ? Развѣ я не избилъ тебя и не обрѣзалъ твоихъ волосъ?
— Ты не ночевалъ дома, — отвѣтила Сисмонда. — Однако, оставимъ это
