Могла ли я не пасть, обвитая цѣпями?
Я отдалась во власть,
Во власть любви, вспоенной горькими слезами,
Любви, взлелѣянной безсонными ночами,
Родившими во мнѣ мою слѣпую страсть…
Но тронуть ли тебя, жестокаго, мольбами!
Въ тебѣ свою любовь возможно ль мнѣ проклясть!..
Могла ли я не пасть?!.
Развѣетъ вѣтромъ ихъ — всѣ, всѣ мои моленья!..
О, еслибъ онъ затихъ!..
Нѣтъ, что ни часъ — ростутъ, ростутъ мученья…
Вся жизнь-тоска… И въ смерти — исцѣленья
Я жду отъ всѣхъ скорбей, отъ жгучихъ ранъ моихъ…
О, сжалься, богъ любви!.. Открой мнѣ рай забвенья!..
Прикуй ко мнѣ царя терзаній роковыхъ…
Развѣй, какъ вѣтеръ, ихъ!..
Владыка тайныхъ грезъ! О, если сдѣлать это
Не хочешь ты для слезъ,
То пусть цвѣты надеждъ, не вѣдавшихъ расцвѣта,
Распустятся на мигъ, какъ мертвый безъ отвѣта,
Не понятый никѣмъ, загадочный вопросъ…
О, только бы хоть лучъ, хоть блѣдный лучъ просвѣта!..
И снова на челѣ моемъ вѣнокъ изъ бѣлыхъ розъ
Увидишь въ честь твою, владыка тайныхъ грезъ!..
Элиза кончила свою пѣсенку глубокимъ вздохомъ. Всѣ изумлялись словамъ этой пѣсни, и никто не могъ разгадать, какія причины побудили дѣвушку спѣть ее. Но король, бывшій въ благодушномъ настроеніи, позвалъ Тиндаро, велѣлъ ему принести свою волынку и подъ звуки ея они долго танцовали. Такъ незамѣтно прошла часть ночи, и, наконецъ, всѣ были отпущены спать.
