же изъ-за словъ какого-то идіота «братишки», этого завистливаго скота, могли вы придти къ такому жестокому рѣшенію относительно Тедальдо? Я не понимаю, какъ могутъ заблуждаться женщины до того, чтобы избѣгать мужчинъ и не дорожить ими; между тѣмъ пусть подумаютъ, что̀ онѣ сами такое и какъ велико благородство, дарованное Богомъ мужчинѣ, превыше всѣхъ тварей; женщинамъ должно гордиться, если полюбитъ ихъ кто-нибудь, и цѣнить его болѣе всѣхъ, и со всею заботливостью стараться угодить ему, такъ чтобы онъ никогда не переставалъ любить. А какъ вы поступили подъ вліяніемъ словъ монаха, который, навѣрное, былъ какой-нибудь паразитъ-блюдолизъ? Можетъ быть, онъ только и желалъ самъ влѣзть туда, откуда ухитрился вытѣснить другого.
«Итакъ, грѣхъ этотъ такого рода, что Божественное правосудіе, справедливо все взвѣшивающее при осуществленіи своихъ предначертаній, не пожелало оставить его безнаказаннымъ: какъ вы безъ причины постарались разорвать отношенія съ Тедальдо, такъ и вашъ мужъ, безъ причины, очутился изъ-за Тедальдо въ опасности, а вы находитесь въ непрестанной тревогѣ. Если же хотите избавиться отъ этого, вамъ надо обѣщать, а наипаче исполнить слѣдующее: если когда-либо случится, что Тедальдо вернется сюда изъ долговременнаго изгнанія, вы должны возвратить ему свою любовь, милость, близость и благосклонность; должны снова доставить ему то положеніе, въ которомъ онъ находился; пока вы не повѣрили, зря, дураку монаху».
Странникъ окончилъ свою рѣчь, которой дама все время безмолвно внимала, до того его доводы казались ей справедливыми. Считая себя караемой именно за указанный ей грѣхъ, она промолвила:
— Другъ Божій, я хорошо чувствую правдивость вашихъ словъ и вижу, какъ своими глазами, по вашему описанію, что́ такое монахи, которыхъ я донынѣ всѣхъ считала святыми; разумѣется, я сознаюсь: великій грѣхъ то, что я совершила противъ Тедальдо, и будь только въ моей власти, охотно загладила бы его, какъ вы сказали, — но что же дѣлать? Тедальдо уже никогда не вернуться сюда: онъ мертвъ. А разъ это не осуществимо, не знаю, къ чему я буду обѣщать вамъ.
— Тедальдо, — отвѣчалъ странникъ, — вовсе не умеръ, какъ открылъ мнѣ Господь. Онъ живъ и здоровъ, и будетъ счастливъ, если только вернетъ вашу благосклонность.
— Послушайте, — сказала дама, — что́ вы говорите! Я видѣла его скончавшимся передъ моими дверями отъ нѣсколькихъ ударовъ ножемъ; я держала его въ этихъ самыхъ рукахъ и обливала горькими слезами мертвое лицо его; можетъ быть, это и было причиною возбужденія толковъ, которые потомъ такъ безсовѣстно стали распространяться.
— Что́ бы вы ни говорили, — возразилъ странникъ, — увѣряю васъ, что Тедальдо живъ и, если только вы пообѣщаете сдержать слово, я надѣюсь, вамъ скоро придется и выполнить его.
— Обѣщаю, — отвѣчала дама, — и охотно исполню: ничто не доставитъ мнѣ столько радости, какъ видѣть своего мужа оправданнымъ и свободнымъ, а Тедальдо — живымъ.
Тедальдо пришла мысль, что пора открыться и поселить въ Эрмеллинѣ болѣе прочную надежду на спасеніе мужа. «Сударыня, — сказалъ онъ ей, — чтобы утѣшить васъ относительно супруга, мнѣ слѣдуетъ открыть вамъ одну тайну; храните ее и не выдавайте никому на свѣтѣ!»
Они находились въ довольно укромномъ мѣстѣ и были одни: дама
