измѣнникъ! Прислушайся, узнаешь ты мой голосъ? Это — я! Сама я! И ужь тысячу лѣтъ, кажется мнѣ, жду я свѣта, чтобы пристыдить тебя, какъ ты сто̀ишь, песъ похотливый, поганая собака! О, бѣдная я, горемычная, на кого я столько лѣтъ изливала свое лучшее чувство: на этого мерзкаго пса, который, воображая, что у него въ объятіяхъ другая женщина, оказалъ мнѣ болѣе ласкъ и любви за то короткое время, что̀ я съ нимъ нахожусь, чѣмъ за всю остальную жизнь со мной. Ты, небось, собака невѣрная, сталъ теперь молодцомъ, а дома вѣчно угнетенный, немощный! Но хвала Господу: ты воздѣлалъ свое поле, а не чужое, какъ думалъ! Меня не удивляетъ теперь, что въ сегодняшнюю ночь ты не приближался ко мнѣ: ты разсчитывалъ потратить накопленныя силы въ другомъ мѣстѣ, хотѣлъ выступить на битву вполнѣ свѣжимъ всадникомъ; но благодаря Богу и моей предусмотрительности, источникъ направился какъ разъ туда, куда слѣдуетъ. Что же ты не отвѣчаешь, преступный человѣкъ? или ты онѣмѣлъ, услышавъ меня? Клянусь Богомъ, не знаю, что меня удерживаетъ вцѣпиться тебѣ въ глаза и выцарапать ихъ! Ты воображалъ, что втихомолку устроишь это предательство; но слава Богу: что̀ знаетъ одинъ, то знаютъ и другіе; не пришлось тебѣ радоваться. Я лучше ухватила тебя за хвостъ, чѣмъ ты думалъ!
Ричардо радовался про себя этимъ словамъ и, ничего не отвѣчая, лишь обнималъ и цѣловалъ ее, и болѣе, чѣмъ когда-либо, расточалъ ей нѣжнѣйшія ласки. Тогда она снова заговорила:
— Если ты воображаешь задобрить меня теперь своими притворными ласками, постылый песъ, усмирить и утѣшить, такъ сильно ошибаешься: я ни за что не утѣшусь, до тѣхъ поръ, пока не осрамлю тебя въ присутствіи всѣхъ нашихъ родныхъ, друзей и сосѣдей… Или я, злодѣй, не такъ красива, какъ жена Ричардо Минутоло, не такая же благородная дама? Что жь ты не отвѣчаешь, безстыжая собака? Чѣмъ она похвалится передо мной? Отодвинься, не трогай! Ты ужь черезчуръ много подвизался сегодня. Я вѣдь отлично понимаю: теперь, узнавъ, кто я такая, что бы ты ни дѣлалъ, все это будетъ насильно. Но погоди! Коли Господь мнѣ поможетъ, я еще заставлю тебя попоститься. Не знаю даже, почему мнѣ не послать за Ричардо, который любилъ меня больше жизни; а между тѣмъ, не могъ никогда похвалиться, чтобы я взглянула хоть разъ на него; что же за бѣда была сдѣлать это? Ты считалъ, что здѣсь его жена, стало быть, ты какъ бы ее ласкалъ; слѣдовательно, еслибъ и я съ нимъ насладилась, ты не можешь, по справедливости, бранить меня!
Словъ на этотъ разъ было довольно, и она горько заплакала. Въ концѣ концовъ Ричардо подумалъ, что если онъ отпуститъ ее въ подобномъ убѣжденіи, то можетъ возникнуть громадная непріятность; тогда онъ рѣшилъ открыться и вывести ее изъ заблужденія. Охвативъ ее руками и крѣпко прижавъ къ себѣ, онъ промолвилъ:
— Радость, душа моя, не тревожьтесь; то, чего я не могъ добиться, безхитростно любя васъ, Амуръ научилъ меня добыть обманомъ. Вѣдь я — вашъ Ричардо!
Услыхавъ это и узнавъ его голосъ, Кателла хотѣла было тотчасъ соскочить прочь съ постели, но не могла. Она попыталась кричать, но Ричардо закрылъ ей ротъ рукою и сказалъ:
— Дорогая, теперь уже нельзя случившееся считать небывшимъ, хотя бы вы кричали всю жизнь; а если вы станете шумѣть, или какимъ-нибудь образомъ допустите, что объ этомъ провѣдаютъ, произойдутъ двѣ не-
