Однажды случилось ему остановиться около лавки венеціанскихъ купцовъ, въ которой онъ увидѣлъ, среди разныхъ другихъ вещей, кошелекъ и поясъ, которые тотчасъ же призналъ за принадлежавшіе прежде ему; онъ былъ очень удивленъ, однако, не подалъ виду, а только спросилъ, чьи это вещи и не продаются ли онѣ? А въ Акру прибылъ на венеціанскомъ суднѣ съ разными товарами Амброджоло изъ Пьяченцы. Услыхавъ, что начальникъ отряда спрашиваетъ о тѣхъ вещахъ, онъ выступилъ впередъ и съ усмѣшкой сказалъ:
— Эти вещи мои, сударь, только я не продаю ихъ, а, если угодно, охотно приношу ихъ вамъ въ даръ.
Сикурано, видя, что тотъ все смѣется, подумалъ, ужь не узналъ ли онъ его по какимъ-нибудь примѣтамъ, и, сдѣлавъ серьезную мину, сказалъ:
— Ты, вѣрно, смѣешься тому, что я, военный человѣкъ, заинтересовался этими женскими вещицами?
— Нѣть, сударь, — отвѣчалъ Амброджоло, — я не надъ этимъ смѣюсь, а смѣюсь, вспоминая способъ, какимъ его пріобрѣлъ.
— Вотъ какъ! — сказалъ Сикурано. — А разскажи-ка, благословясь, коли не зазорно будетъ, какимъ такимъ путемъ ты добылъ ихъ?
— Эти вещи, сударь, вмѣстѣ съ разными другими, подарила мнѣ одна генуэзская дама, по имени Циневра, жена Бернабо Ломеллина, въ ту ночь, которую я провелъ съ нею и просила хранить ихъ на намять о ея любви. Вотъ я теперь и смѣюсь, вспоминая этого дурака Бернабо, который былъ такъ глупъ, что побился объ закладъ, поставивъ пять тысячъ флориновъ противъ тысячи, что его жена не склонится на мои ухаживанія, а я ее склонилъ и выигралъ закладъ. А онъ, вмѣсто того, чтобы казнить себя самого за свою глупость, чѣмъ ее за то, въ чемъ грѣшитъ каждая женщина, вернувшись изъ Парижа въ Геную, какъ я слышалъ, велѣлъ ее убить!
Услыхавъ это, Сикурано тотчасъ понялъ, что было причиною злобы Бернабо, понялъ, что этотъ самый человѣкъ и былъ источникъ всѣхъ его бѣдствій, и тутъ же порѣшилъ не оставлять его не наказаннымъ. Онъ показалъ видъ, что эта исторія его очень забавляетъ, и ловко вошелъ съ этимъ человѣкомъ въ тѣсную дружбу, такъ что, когда окончилась ярмарка, Амброджоло, захвативъ свое имущество, вмѣстѣ съ Сикурано отправился въ Александрію; здѣсь Сикурано помогъ ему начать торговлю, далъ ему денегъ для оборотовъ, и тотъ, прельщенный барышами, охотно сталъ тамъ житъ. У Сикурано была одна мысль: доказать Бернабо свою невинность, и онъ до тѣхъ поръ не успокоился, пока, при содѣйствіи нѣкоторыхъ крупныхъ генуэзскихъ торговцевъ, посѣщавшихъ Анександрію, не разыскалъ Бернабо и подъ разными предлогами не вызвалъ къ себѣ. Бернабо въ это время находился въ бѣдственномъ положеніи, и Сикурано позаботился помѣстить его у одного изъ своихъ друзей, чтобы онъ тамъ жилъ, пока не придетъ время совершить то, что задумалъ Сикурано. Тѣмъ временемъ онъ устроилъ такъ, что Амброджоло разсказалъ свое приключеніе въ присутствіи султана и очень того позабавилъ. Затѣмъ, имѣя Бернабо у себя подъ рукою, онъ разсудилъ, что нечего дольше откладывать задуманное дѣло, выбралъ время и попросилъ султана вызвать на очную ставку Амброджоло и Бернабо и заставить Амброджоло разсказать по сущей совѣсти, какъ у него произошло съ женою Бернабо дѣло, которымъ онъ хвастался. Если же онъ не захотѣлъ бы добровольно открыть истину, то принудить его къ этому угрозами. Итакъ, Бернабо и Амброджоло предстали предъ султаномъ, и онъ
