въ которомъ, послѣ разъясненія автора, по какому
случаю лица, имѣющія появиться въ повѣствованіи,
собрались для совмѣстныхъ переговоровъ, эти лица,
подъ предсѣдательствомъ Пампинеи,
ведутъ бесѣду, о чемъ кому вздумается.
Дорогія дамы! Каждый разъ, какъ подумаю о вашемъ врожденномъ состраданіи, мнѣ тотчасъ представляется, что настоящее сочиненіе должно быть вашимъ судомъ признано мрачнымъ и тоскливымъ. Оно начинается воспоминаніемъ о минувшемъ чумномъ морѣ, глубоко тягостнымъ для каждаго, кто былъ его свидѣтелемъ или инымъ путемъ знаетъ о немъ. Но я не хотѣлъ бы, чтобы вы испугались прежде, чѣмъ начнете читать, и не подумали бы, что и дальше вамъ придется продолжать чтеніе, прерывая его вздохами и слезами. Пусть это начало сослужитъ для васъ такую же службу, какъ для усталыхъ путниковъ крутая и мрачная гора, за которою скрывается прекраснѣйшая равнина: чѣмъ труднѣе и тягостнѣе подъемъ въ эту гору, тѣмъ сладостнѣе будетъ ихъ отдыхъ, когда желанная цѣль достигнута. Чрезмѣрная радость кончается печалью, а за печалями идутъ радости. За этою кратковременною грустью (говорю кратковременною потому, что она исчерпывается немногими словами) скоро послѣдуютъ услажденіе и веселье, которыя я вамъ заранѣе обѣщалъ: безъ предупрежденія вы за такимъ мрачнымъ началомъ и не ожидали бы такого удовольствія. Если бы можно было, я, конечно, охотно повелъ бы васъ, куда мнѣ хочется, совсѣмъ инымъ путемъ, а не по такой скучной стезѣ, какъ теперешняя. Но, не касаясь этого воспоминанія, я не могъ бы объяснить, какимъ образомъ совершались тѣ событія, о которыхъ вы будете читать; такимъ образомъ, писать именно такъ, а не иначе, меня побуждаетъ необходимость.
Итакъ, повѣдаю, что въ лѣто отъ воплощенія Сына Божія тысяча триста сорокъ восьмое, въ красѣ итальянскихъ городовъ, славномъ городѣ Флоренціи, случился чумный моръ, причиненный вліяніемъ свѣтилъ небесныхъ,
