созданныхъ Богомъ смертныхъ существъ, а затѣмъ уже идетъ женщина. Мужчина, какъ всякій полагаетъ и какъ видно и по дѣламъ, совершеннѣе женщины, и какъ существо болѣе совершенное, долженъ обладать большею твердостью и постоянствомъ, ибо женщины, вообще говоря, болѣе подвижны. Почему это такъ — можно было бы доказать многими естественными доводами, но я теперь не стану ихъ приводить. Итакъ, если мужчина, который обладаетъ большею твердостью, не можетъ устоять противъ женщины, не только въ томъ случаѣ, когда она сама въ немъ заискиваетъ, но и тогда, когда онъ является искателемъ, и дѣлаетъ все возможное для того, чтобы обладать предметомъ своихъ желаній, и если это случается съ нимъ не разъ въ мѣсяцъ, а чуть не по тысячѣ разъ въ день, то какъ можешь ты надѣяться, что женщина, существо отъ природы непостоянное, устоитъ противъ мольбы, противъ лести, подарковъ, и тысячи другихъ уловокъ, къ которымъ прибѣгаетъ умный мужчина, влюбленный въ нее? Неужели ты думаешь, что она выдержитъ? Право же, я не вѣрю, что ты этому вѣришь, хотя ты и утверждаешь, что вѣришь. Вѣдь ты самъ говоришь, что твоя жена женщина, изъ плоти и костей, какъ и другія. Если такъ, то у ней должны быть тѣ же самыя желанія и тѣ же самыя силы, чтобы противиться своимъ естественнымъ вожделѣніямъ, какъ и у другихъ. И хотя бы она была честнѣйшая изъ женщинъ, она можетъ сдѣлать то же, что и каждая другая, и положительно никакъ невозможно это отрицать съ тою горячностью, въ какую ты впадаешь.
На это Бернабо возразилъ:
— Я купецъ, а не философъ, а потому и отвѣчу тебѣ по-купечески. Все, что ты говоришь, конечно, можетъ случиться съ дурами, у которыхъ нѣтъ ни стыда, ни совѣсти. А умныя крѣпко стерегутъ свою честь, и при томъ гораздо лучше ее понимаютъ и цѣнятъ, нежели мужчины, которымъ до нея мало заботы; вотъ изъ такихъ, именно, и моя жена.
— Видишь ли, — сказалъ на это Амброджоло, — если бы послѣ каждой новой шашни у нихъ выросталъ на лбу рогъ, во свидѣтельство того, что произошло, то, пожалуй, я согласенъ, мало нашлось бы охотницъ. Но не только рога не выростаютъ, а у такихъ, что поумнѣе, даже и вовсе никакихъ слѣдовъ не оказывается. А вѣдь совѣсть и чувство поруганной чести выступаютъ на сцену только тогда, когда дѣло выйдетъ наружу; поэтому-то онѣ и обдѣлываютъ свои дѣла въ секретѣ, и только дуры не заботятся объ этомъ. Будь увѣренъ, что непорочною остается только та, которой никто не искалъ, или которая сама искала да получила отказъ. И хотя все это вѣрно и такъ и быть должно, въ силу естественнаго порядка вещей, всетаки я, пожалуй, и не утверждалъ бы этого съ такою положительностью, если бы не видѣлъ тому много разъ явныхъ доказательствъ на примѣрѣ многихъ женщинъ. Говорю тебѣ прямо: случись мнѣ повстрѣчаться съ этою самою праведницею, твоею женою, я бы въ самомъ непродолжительномъ времени добился отъ нея того же, чего умѣлъ добиться отъ другихъ.
Раздраженный Бернабо отвѣчалъ ему:
— Всѣ эти споры и разговоры — одна трата времени; ты будешь говорить одно, я — другое, и ничего изъ этого не выйдетъ. Но, коли ты увѣренъ, что всѣ онѣ такъ уступчивы, и при томъ хвастаешь своимъ умѣніемъ ладить съ ними, то, чтобы доказать тебѣ честность моей жены, я говорю тебѣ, что готовъ дать голову на отсѣченіе, если тебѣ когда-либо удастся склонить ее къ исполненію своихъ желаній; а если тебѣ это не
