Подданный Узбека, по имени Антіохъ, подъ охраной котораго оставалась прекрасная женщина, хотя былъ и преклонныхъ лѣтъ, но не устоялъ предъ ея обворожительной красотой, не сохранилъ вѣрности своему другу и государю и влюбился въ нее. Онъ зналъ ея языкъ и былъ очень радъ этому, не менѣе была рада и она, потому что ужь нѣсколько лѣтъ какъ бы обречена была на жизнь глухонѣмой: ни сама никого не понимала, не ея не разумѣлъ никто. Антіохъ, побуждаемый любовью, сталъ съ нею черезъ нѣсколько дней на короткую ногу, а еще черезъ нѣсколько, не взирая на своего государя, сражавшагося во всеоружіи, вступилъ съ ней не только въ дружескую, но и въ любовную связь.
Услыхавъ, что Узбекъ побѣжденъ и убитъ, а Базанъ идетъ, все разоряя, оба они рѣшили не дожидаться его появленія, и, захвативъ большую часть находившагося при нихъ имущества Узбека, тайкомъ убѣжали въ Родосъ. Тутъ они пожили недолго. Антіохъ вскорѣ захворалъ и былъ при смерти. Въ это время заѣхалъ въ Родосъ одинъ кипрскій купецъ, весьма имъ любимый, закадычный другъ его. Чувствуя приближеніе кончины, Антіохъ пожелалъ завѣщать ему и свое имущество, и дорогую возлюбленную. Отходя уже въ вѣчность, онъ призвалъ ихъ обоихъ и сказалъ:
— Я несомнѣнно чувствую, что жизнь меня покидаетъ, и это мнѣ горько: никогда я такъ не наслаждался, какъ теперь. Правда, умирая, я радуюсь одному: хотя и приходится разставаться съ жизнью, все же я умираю на рукахъ тѣхъ двухъ людей, которыхъ больше всѣхъ любилъ на свѣтѣ, а именно, на твоихъ рукахъ, милый другъ мой, и на рукахъ этой женщины, которую любилъ больше самого себя. Правда, тяжело мнѣ видѣть, что она останется здѣсь на чужой сторонѣ безъ помощи и добраго совѣта, когда я умру; но еще было бы тяжелѣй, если бы я не зналъ, что ты здѣсь: я вѣрю, ты позаботишься о ней, изъ любви ко мнѣ, какъ заботился бы о мнѣ самомъ; поэтому, заклинаю тебя, если суждено мнѣ умереть, пусть мое имущество и Алатьель останутся въ твоихъ рукахъ; съ тѣмъ и другимъ ты можешь сдѣлать все, что, по твоему мнѣнію, въ состояніи будетъ успокоить мою душу, а тебя, дорогая Алатьель, прошу не забывать меня послѣ кончины, чтобы я и тамъ могъ похвалиться, что любимъ здѣсь прекраснѣйшей женщиной, какую только создавала природа. Если вы мнѣ дадите твердую надежду на исполненіе двухъ этихъ обѣтовъ, я, безъ всякаго сомнѣнія, умру утѣшеннымъ.
Его другъ купецъ и Алатьель оба плакали, слушая эти слова; а когда онъ проговорилъ ихъ, то стали его ободрять и честью клялись исполнить, о чемъ онъ просилъ, если ему суждено умереть. Онъ вскорѣ умеръ, и былъ ими погребенъ, какъ должно.
Нѣсколько дней спустя, кипрскій купецъ, покончивъ свои дѣла въ Родосѣ, пожелалъ возвратиться домой на стоявшемъ въ гавани каталанскомъ суднѣ. Онъ обратился тогда къ прекрасной дамѣ съ вопросомъ, что она предполагаетъ дѣлать и удобно ли ей будетъ отправиться на Кипръ. Алатьель отвѣчала, что съ нимъ, если угодно, она охотно поѣдетъ, надѣясь, что изъ любви къ Антіоху, онъ будетъ съ ней обращаться и смотрѣть на нее, какъ на сестру. Купецъ отвѣчалъ, что всякое ея желаніе будетъ ему пріятно, а чтобы защитить ее отъ всякой обиды, которая могла быть ей нанесена, прежде чѣмъ они прибудутъ въ Кипръ, онъ говорилъ всѣмъ, что это его жена.
Когда они сѣли на корабль, имъ отвели на кормѣ небольшую ка-
