Во время пребыванія Пушкина въ Кишиневѣ, сюда въ апрѣлѣ 1821 года пріѣхалъ Пестель проѣздомъ, по дѣламъ службы. Онъ навѣстилъ поэта и произвелъ на него сильное впечатлѣніе. «Утро провелъ съ Пестелемъ — записалъ Пушкинъ въ дневникѣ. — Умный человѣкъ во всемъ смыслѣ этого слова... Мы съ нимъ имѣли разговоръ метафизическій, политическій, нравственный и проч. Онъ одинъ изъ самыхъ оригинальныхъ умовъ, которыхъ я знаю». Пушкинъ записалъ въ дневникъ и поразившее его замѣчаніе Пестеля о матеріализмѣ: Mon coeur est matérialiste, mais ma raison s'y réfuse.
Начальники второй арміи, въ которой служилъ Пестель, были о немъ самаго высокаго мнѣнія. Начальникъ штаба графъ П. Д. Киселевъ (извѣстный, между прочимъ, какъ сторонникъ освобожденія крестьянъ) не удалялъ отъ себя Пестеля, несмотря на неоднократные совѣты своихъ петербургскихъ друзей, и съ увлеченіемъ вспоминалъ впослѣдствіи о вечерахъ, проведенныхъ въ бесѣдѣ съ нимъ. Главнокомандующій, графъ Витгенштейнъ говорилъ, что Пестель вездѣ будетъ на своемъ мѣстѣ, и на посту министра и въ командованіи арміей.
Въ запискахъ протоіерея казанскаго собора, Мысловскаго, духовника декабристовъ, находимъ не только сочувственный, но прямо восторженный отзывъ о Пестелѣ: «Сей преступникъ есть отличнѣйшій въ сонмѣ заговорщиковъ, какъ по данному ему воспитанію, такъ и по твердости духа... Быстръ, рѣшителенъ, краснорѣчивъ въ высшей степени; математикъ глубокій, тактикъ военный превосходный... Никто изъ подсудимыхъ не былъ спрашиванъ въ комиссіи болѣе его, никто не выдержалъ столько очныхъ ставокъ, какъ опять онъ же; вездѣ и всегда былъ равенъ себѣ самому. Ничто не колебало твердости его. Казалось, онъ одинъ готовъ былъ на раменахъ вынести тяжесть двухъ альпійскихъ горъ. Въ комиссіи всегда отвѣчалъ съ видимою гордостью и съ какимъ-то самомнѣніемъ».
Декабристы въ своихъ запискахъ также согласно говорятъ о замѣчательномъ умѣ Пестеля, объ обширности его познаній, о его краснорѣчіи, о силѣ его характера. Князь Оболенскій говоритъ о «свѣтломъ умѣ», объ «убѣдительномъ дарѣ слова» Пестеля и признается, что ему «трудно было устоять противъ такой обаятельной личности, какъ Павелъ Ивановичъ». Лореръ видитъ въ немъ человѣка «геніальнаго», «одного изъ замѣчательнѣйшихъ людей своего времени». Басаргинъ разсказываетъ, что Пестель былъ «человѣкомъ высокаго, яснаго и положительнаго ума», что онъ «излагалъ свои мысли съ такою логикою, такою послѣдовательностъю и съ такимъ убѣжденіемъ, что трудно было устоять противъ его вліянія».
Очевидное безспорное превосходство Пестеля надъ своими товарищами по Обществу и его громадное вліяніе на нихъ легко обнаружилось на слѣдствіи изъ отвѣтовъ обвиняемыхъ. Оно видно было даже изъ такихъ осторожныхъ отвѣтовъ, какъ отвѣтъ кн. А. П. Барятинскаго, сказавшаго на слѣдствіи, что Пестель «безъ сомнѣнія всѣхъ болѣе былъ уважаемъ на счетъ ума и познаній
Во время пребывания Пушкина в Кишиневе, сюда в апреле 1821 года приехал Пестель проездом, по делам службы. Он навестил поэта и произвел на него сильное впечатление. «Утро провел с Пестелем — записал Пушкин в дневнике. — Умный человек во всем смысле этого слова... Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю». Пушкин записал в дневник и поразившее его замечание Пестеля о материализме: Mon coeur est matérialiste, mais ma raison s'y réfuse.
Начальники второй армии, в которой служил Пестель, были о нём самого высокого мнения. Начальник штаба граф П. Д. Киселев (известный, между прочим, как сторонник освобождения крестьян) не удалял от себя Пестеля, несмотря на неоднократные советы своих петербургских друзей, и с увлечением вспоминал впоследствии о вечерах, проведенных в беседе с ним. Главнокомандующий, граф Витгенштейн говорил, что Пестель везде будет на своем месте, и на посту министра и в командовании армией.
В записках протоиерея казанского собора, Мысловского, духовника декабристов, находим не только сочувственный, но прямо восторженный отзыв о Пестеле: «Сей преступник есть отличнейший в сонме заговорщиков, как по данному ему воспитанию, так и по твердости духа... Быстр, решителен, красноречив в высшей степени; математик глубокий, тактик военный превосходный... Никто из подсудимых не был спрашиван в комиссии более его, никто не выдержал столько очных ставок, как опять он же; везде и всегда был равен себе самому. Ничто не колебало твердости его. Казалось, он один готов был на раменах вынести тяжесть двух альпийских гор. В комиссии всегда отвечал с видимою гордостью и с каким-то самомнением».
Декабристы в своих записках также согласно говорят о замечательном уме Пестеля, об обширности его познаний, о его красноречии, о силе его характера. Князь Оболенский говорит о «светлом уме», об «убедительном даре слова» Пестеля и признается, что ему «трудно было устоять против такой обаятельной личности, как Павел Иванович». Лорер видит в нём человека «гениального», «одного из замечательнейших людей своего времени». Басаргин рассказывает, что Пестель был «человеком высокого, ясного и положительного ума», что он «излагал свои мысли с такою логикою, такою последовательностью и с таким убеждением, что трудно было устоять против его влияния».
Очевидное бесспорное превосходство Пестеля над своими товарищами по Обществу и его громадное влияние на них легко обнаружилось на следствии из ответов обвиняемых. Оно видно было даже из таких осторожных ответов, как ответ кн. А. П. Барятинского, сказавшего на следствии, что Пестель «без сомнения всех более был уважаем на счет ума и познаний
