ная машина! Погоди-же, я тебя проведу! „Ао! Мой котѣлъ вамъ сказайтъ… Мой аглицкой дамъ, мистриссъ Арабелла Гогсонъ изъ Бирмингемъ, выражайтъ сердечна свой восторкъ отъ знаменита Филлоксъ Лоррисъ…“
Порывшись съ лихорадочной поспѣшностью въ редикюльчикѣ, который держала въ рукахъ, г-жа Лакомбъ вытащила оттуда вышивку для туфель, предназначавшуюся въ подарокъ ея супругу, и положила ее на фонографъ.
— Мой самъ шиль два туфля къ сей великъ человѣкъ…
Сказывайтъ пожалуй, что мой зовутъ мистриссъ… Однако, попала-же я въ просакъ! Вѣдь къ фонографу-то придѣлана у него маленькая фотографическая камера! Съ каждаго гостя снимаютъ портретъ! Теперь я здѣсь увѣковѣчена… Тутъ ужь ничего не подѣлаешь. Остается только спастись бѣгствомъ. — Она направилась было къ дверямъ, но поспѣшила вернуться.
— Я-бы завершила свою невѣжливость, если-бъ ушла не прощаясь. Что подумали-бы тогда про меня? — сказала она вполголоса и затѣмъ, нагнувшись къ фонографу, громко добавила: — считаю для себя честью и счастіемъ, что имѣла удовольствіе