стоянно плодовиты, или чтобы безплодіе было качество нарочито дарованное, печать творенія. Вѣра въ неизмѣняемость вида была почти неизбѣжна, пока полагали, что исторія міра заключается въ краткомъ періодѣ; а теперь, когда мы составили себѣ нѣкоторое понятіе о теченіи минувшихъ временъ, мы слишкомъ склонны предполагать, безъ всякаго доказательства, что геологическая лѣтопись столь полна, что представила-бы намъ ясныя свидѣтельства объ измѣненіяхъ видовъ, еслибы таковыя произошли.
Но главная причина нашей естественной неохоты допустить, чтобы одинъ видъ произвелъ другіе отдѣльные виды, заключается въ томъ, что мы всегда неохотно допускаемъ всякое значительное измѣненіе, постепенность котораго ускользаетъ отъ нашего взгляда. Тутъ затрудненіе такого-же рода, какъ то, которое ощутили многіе геологи, когда Лейелль впервые сталъ утверждать, что значительные ряды утесовъ были образованы и глубокія долины вырыты дѣйствіемъ прибрежныхъ волнъ. Нашъ умъ не можетъ вмѣстить въ себѣ ясное представленіе о ста милліонахъ годовъ; онъ не можетъ сложить и выяснить себѣ дѣйствія множества легкихъ видоизмѣненій, накопившихся въ теченіе почти безконечнаго ряда поколѣній.
Хотя я вполнѣ убѣжденъ въ справедливости воззрѣній, изложенныхъ въ этой книгѣ въ видѣ извлеченія, я нисколько не надѣюсь убѣдить опытныхъ естествоиспытателей, которыхъ память наполнена множествомъ фактовъ, разсматриваемыхъ ими въ теченіе долгихъ лѣтъ съ точки зрѣнія, прямо противуположной моей. Такъ легко прикрывать наше незнаніе такими выраженіями, какъ «планъ творенія», «единство плана» и т. п., и воображать, что мы даемъ объясненіе, когда только выражаемъ самый фактъ. Всякій, кто болѣе расположенъ придавать вѣсъ неразрѣшеннымъ трудностямъ, чѣмъ объясненію извѣстнаго количества фактовъ, конечно, огвергнетъ мою теорію. На немногихъ натуралистовъ, одаренныхъ очень гибкимъ умомъ и уже сомнѣвающихся въ неизмѣняемости вида, эта книга можетъ имѣть вліяніе, и я съ довѣріемъ обращаюсь къ будущему, къ молодымъ, начинающимъ натуралистамъ, которымъ можно будетъ безпристрастно обсудить обѣ стороны вопроса. Всякій, кто придетъ къ убѣжденію, что виды измѣнчивы, хорошо сдѣлаетъ, если добросовѣстно выразитъ свое убѣжденіе; лишь такимъ путемъ можетъ быть удалена та масса предразсудковъ, которою загроможденъ этотъ предметъ.
Многіе превосходные натуралисты въ недавнее время выразили свое убѣжденіе, что множество такъ называемыхъ видовъ во всѣхъ родахъ не суть истинные виды, но что другіе виды дѣйствительны,
стоянно плодовиты, или чтобы бесплодие было качество нарочито дарованное, печать творения. Вера в неизменяемость вида была почти неизбежна, пока полагали, что история мира заключается в кратком периоде; а теперь, когда мы составили себе некоторое понятие о течении минувших времен, мы слишком склонны предполагать без всякого доказательства, что геологическая летопись столь полна, что представила бы нам ясные свидетельства об изменениях видов, если бы таковые произошли.
Но главная причина нашей естественной неохоты допустить, чтобы один вид произвел другие отдельные виды, заключается в том, что мы всегда неохотно допускаем всякое значительное изменение, постепенность которого ускользает от нашего взгляда. Тут затруднение такого же рода, как то, которое ощутили многие геологи, когда Лайель впервые стал утверждать, что значительные ряды утесов были образованы и глубокие долины вырыты действием прибрежных волн. Наш ум не может вместить в себе ясное представление о ста миллионах годов; он не может сложить и выяснить себе действия множества легких видоизменений, накопившихся в течение почти бесконечного ряда поколений.
Хотя я вполне убежден в справедливости воззрений, изложенных в этой книге в виде извлечения, я нисколько не надеюсь убедить опытных естествоиспытателей, которых память наполнена множеством фактов, рассматриваемых ими в течение долгих лет с точки зрения, прямо противоположной моей. Так легко прикрывать наше незнание такими выражениями, как «план творения», «единство плана» и тому подобными, и воображать, что мы даем объяснение, когда только выражаем самый факт. Всякий, кто более расположен придавать вес неразрешенным трудностям, чем объяснению известного количества фактов, конечно, отвергнет мою теорию. На немногих натуралистов, одаренных очень гибким умом и уже сомневающихся в неизменяемости вида, эта книга может иметь влияние, и я с доверием обращаюсь к будущему, к молодым, начинающим натуралистам, которым можно будет беспристрастно обсудить обе стороны вопроса. Всякий, кто придет к убеждению, что виды изменчивы, хорошо сделает, если добросовестно выразит свое убеждение; лишь таким путем может быть удалена та масса предрассудков, которою загроможден этот предмет.
Многие превосходные натуралисты в недавнее время выразили свое убеждение, что множество так называемых видов во всех родах не суть истинные виды, но что другие виды действительны,
