способомъ въ какомъ-либо видѣ какого-либо рода, слѣдовательно, по всей вѣроятности, очень важной для вида, быть особенно измѣнчивой; но, по моему воззрѣнію, эта часть, съ тѣхъ поръ, какъ отдѣльные виды обособились отъ общаго родича, подверглась необычайной мѣрѣ уклоненія и видоизмѣненія, и поэтому намъ и слѣдовало ожидать, что эта часть донынѣ останется измѣнчивою. Но одна часть можетъ быть развита самымъ необычайнымъ способомъ, какъ напримѣръ крыло летучей мыши, и однако не быть измѣнчивѣе всякаго другаго органа, если эта часть составляетъ общее достояніе многихъ сродныхъ формъ, т. е. если она унаслѣдована съ очень давнихъ временъ, ибо въ этомъ случаѣ она должна была сдѣлаться постоянною дѣйствіемъ продолжительнаго естественнаго подбора.
Обращаясь къ инстинктамъ, мы, при всемъ дивномъ совершенствѣ нѣкоторыхъ изъ нихъ, не находимъ, чтобы они, по теоріи естественнаго подбора послѣдовательныхъ, легкихъ, но полезныхъ уклоненій, представляли болѣе затрудненій, чѣмъ тѣлесное строеніе. По этой теоріи, мы можемъ понять, почему природа подвигается постепенными шагами, одаряя разныхъ животныхъ одного класса ихъ отдѣльными инстинктами. Я постарался показать, какой яркій свѣтъ начало постепенности проливаетъ на дивныя строительныя способности пчелъ. Привычка, безъ сомнѣнія, иногда содѣйствуетъ видоизмѣненію инстинктовъ; но она, конечно, не необходима, какъ мы видѣли въ случаѣ безполыхъ насѣкомыхъ, не оставляющихъ потомства, которое могло-бы унаслѣдовать медленно пріобрѣтенныя привычки. При воззрѣніи, по которому всѣ виды одного рода произошли отъ общаго родича и унаслѣдовали отъ него много общаго, мы можемъ понять, почему сродные виды, когда они подвергаются дѣйствію очень различныхъ жизненныхъ условій, однако представляютъ инстинкты, приблизительно одинаковые; почему южно-американскій дроздъ, напримѣръ, выстилаетъ свое гнѣздо грязью, какъ и нашъ англійскій видъ. При этомъ воззрѣніи, намъ нечего удивляться, если нѣкоторые инстинкты, повидимому, несовершенны и подвержены ошибкамъ, и многіе инстинкты вредны для другихъ животныхъ.
Если виды суть лишь рѣзко-обозначенныя и постоянныя разновидности, мы легко можемъ понять, почему потомство отъ скрещеній между ними слѣдуетъ тѣмъ-же сложнымъ законамъ въ степени и способѣ своего сходства съ родителями, какъ и потомство отъ скрещеній между несомнѣнными разновидностями. Съ другой стороны, это сходство было-бы необъяснимо, еслибы виды были созданы отдѣльно, а разновидности возникли въ силу вторичныхъ причинъ.
способом в каком-либо виде какого-либо рода, следовательно, по всей вероятности, очень важной для вида, быть особенно изменчивой; но, по моему воззрению, эта часть, с тех пор как отдельные виды обособились от общего родича, подверглась необычайной мере уклонения и видоизменения, и поэтому нам и следовало ожидать, что эта часть доныне останется изменчивою. Но одна часть может быть развита самым необычайным способом, как, например, крыло летучей мыши, и однако не быть изменчивее всякого другого органа, если эта часть составляет общее достояние многих сродных форм, то есть если она унаследована с очень давних времен, ибо в этом случае она должна была сделаться постоянною действием продолжительного естественного подбора.
Обращаясь к инстинктам, мы, при всем дивном совершенстве некоторых из них, не находим, чтобы они, по теории естественного подбора последовательных, легких, но полезных уклонений, представляли более затруднений, чем телесное строение. По этой теории мы можем понять, почему природа подвигается постепенными шагами, одаряя разных животных одного класса их отдельными инстинктами. Я постарался показать, какой яркий свет начало постепенности проливает на дивные строительные способности пчел. Привычка, без сомнения, иногда содействует видоизменению инстинктов; но она, конечно, не необходима, как мы видели в случае бесполых насекомых, не оставляющих потомства, которое могло бы унаследовать медленно приобретенные привычки. При воззрении, по которому все виды одного рода произошли от общего родича и унаследовали от него много общего, мы можем понять, почему сродные виды, когда они подвергаются действию очень различных жизненных условий, однако представляют инстинкты, приблизительно одинаковые; почему южно-американский дрозд, например, выстилает свое гнездо грязью, как и наш английский вид. При этом воззрении нам нечего удивляться, если некоторые инстинкты, по-видимому, несовершенны и подвержены ошибкам, и многие инстинкты вредны для других животных.
Если виды суть лишь резко обозначенные и постоянные разновидности, мы легко можем понять, почему потомство от скрещений между ними следует тем же сложным законам в степени и способе своего сходства с родителями, как и потомство от скрещений между несомненными разновидностями. С другой стороны, это сходство было бы необъяснимо, если бы виды были созданы отдельно, а разновидности возникли в силу вторичных причин.
