шаго порядка, хотя въ этомъ случаѣ видоизмѣненіе было значительно и совершеніе его потребовало болѣе долгаго времени? Я полагаю, что этимъ элементомъ пользовались безсознательно; лишь это предположеніе можетъ объяснить мнѣ всѣ пріемы и правила, которымъ слѣдовали наши лучшіе систематики. У насъ нѣтъ писанныхъ родословныхъ; намъ приходится заключать объ общемъ происхожденіи изъ сходствъ всякаго рода. Поэтому мы избираемъ тѣ признаки, которые, насколько можемъ мы судить, всѣхъ менѣе могли измѣниться отъ жизненныхъ условій, недавно вліявшихъ на видъ. Съ этой точки зрѣнія, зачаточные органы намъ столь-же полезны, часто даже полезнѣе, чѣмъ другія черты строенія. Намъ нѣтъ дѣла до маловажности признака — будь то лишь уголъ челюсти, крылосложеніе насѣкомаго, покрышка кожи перомъ или волосомъ — если онъ постояненъ во многихъ несходныхъ видахъ, въ особенности въ такихъ, которые имѣютъ очень различный образъ жизни; онъ тѣмъ самымъ пріобрѣтаетъ высокое значеніе; ибо мы можемъ объяснить его присутствіе въ столь многихъ формахъ столь различнаго образа жизни лишь тѣмъ, что онъ унаслѣдованъ отъ общаго родича. Мы можемъ ошибаться на этотъ счетъ относительно отдѣльныхъ чертъ строенія, но когда многіе признаки, хотя-бы и весьма ничтожные, встрѣчаются вмѣстѣ въ цѣлой обширной группѣ существъ разнороднаго образа жизни, мы можемъ быть почти увѣрены, по теоріи потомственности, что эти признаки унаслѣдованы отъ общаго родича. И мы знаемъ, что такіе сопряженные или сгрупированные признаки имѣютъ большое значеніе для классификаціи.
Мы можемъ объяснить себѣ, почему видъ или группа видовъ можетъ удаляться въ нѣкоторыхъ изъ самыхъ важныхъ признаковъ отъ своихъ родичей, и однако справедливо причисляться къ нимъ. Такое причисленіе законно, да и часто производится, пока достаточное количество признаковъ, хотя-бы самыхъ ничтожныхъ, обнаруживаетъ скрытую связь общаго происхожденія. Пусть двѣ формы не имѣютъ ни одного общаго признака, но если эти крайнія формы связаны между собою цѣпью посредствующихъ группъ, мы прямо можемъ заключить, что происхожденіе ихъ общее, и мы соединяемъ ихъ въ одинъ классъ. Такъ какъ мы находимъ, что органы высокой физіологической важности — тѣ органы, которые служатъ къ сохраненію жизни при самыхъ различныхъ условіяхъ существованія — вообще наиболѣе постоянны — то мы придаемъ имъ особенный вѣсъ; но если тѣ-же органы, въ другой группѣ, или отдѣлѣ группы, оказываются очень измѣнчивыми, мы тотчасъ, въ нашихъ классификаціяхъ, цѣнимъ ихъ
шего порядка, хотя в этом случае видоизменение было значительно и совершение его потребовало более долгого времени? Я полагаю, что этим элементом пользовались бессознательно; лишь это предположение может объяснить мне все приемы и правила, которым следовали наши лучшие систематики. У нас нет писанных родословных; нам приходится заключать об общем происхождении из сходств всякого рода. Поэтому мы избираем те признаки, которые, насколько можем мы судить, всех менее могли измениться от жизненных условий, недавно влиявших на вид. С этой точки зрения, зачаточные органы нам столь же полезны, часто даже полезнее, чем другие черты строения. Нам нет дела до маловажности признака — будь то лишь угол челюсти, крылосложение насекомого, покрышка кожи пером или волосом — если он постоянен во многих несходных видах, в особенности в таких, которые имеют очень различный образ жизни; он тем самым приобретает высокое значение; ибо мы можем объяснить его присутствие в столь многих формах столь различного образа жизни лишь тем, что он унаследован от общего родича. Мы можем ошибаться на этот счет относительно отдельных черт строения, но когда многие признаки, хотя бы и весьма ничтожные, встречаются вместе в целой обширной группе существ разнородного образа жизни, мы можем быть почти уверены, по теории потомственности, что эти признаки унаследованы от общего родича. И мы знаем, что такие сопряженные или сгруппированные признаки имеют большое значение для классификации.
Мы можем объяснить себе, почему вид или группа видов может удаляться в некоторых из самых важных признаков от своих родичей и однако справедливо причисляться к ним. Такое причисление законно, да и часто производится, пока достаточное количество признаков, хотя бы самых ничтожных, обнаруживает скрытую связь общего происхождения. Пусть две формы не имеют ни одного общего признака, но если эти крайние формы связаны между собою цепью посредствующих групп, мы прямо можем заключить, что происхождение их общее, и мы соединяем их в один класс. Так как мы находим, что органы высокой физиологической важности — те органы, которые служат к сохранению жизни при самых различных условиях существования — вообще наиболее постоянны — то мы придаем им особенный вес; но если те же органы, в другой группе или отделе группы оказываются очень изменчивыми, мы тотчас в наших классификациях ценим их
