никамъ, въ третьемъ — признаки рода Canis, и чтобы, присовокупивъ еще одно опредѣленіе, дать полное описаніе каждаго вида собаки. Остроуміе и удобство такой системы неоспоримы. Но многіе натуралисты думаютъ, что естественная система имѣетъ значеніе высшее; они вѣрятъ, что въ ней обнаруживается передъ нами планъ Творца; но пока мы не опредѣлимъ, разумѣемъ ли мы подъ планомъ Творца порядокъ во времени и въ пространствѣ, или что-либо другое, мнѣ кажется, что это воззрѣніе не прибавляетъ ничего къ нашимъ знаніямъ. Такія выраженія, какъ знаменитое изрѣченіе Линнея, часто встрѣчающееся въ формѣ болѣе или менѣе скрытой — что «не признаки опредѣляютъ родъ, но родъ опредѣляетъ признаки», повидимому, даютъ чувствовать, что наша классификація выражаетъ болѣе чѣмъ одно сходство. Я полагаю, что она дѣйствительно выражаетъ болѣе, и что потомственное родство — единственная извѣстная намъ причина сходства между организмами — есть связь, скрытая разными степенями видоизмѣненія, которую отчасти обнаруживаютъ передъ нами наши классификаціи.
Обратимъ теперь вниманіе на правила, которыми руководствуется классификація, и на затрудненія, въ которыя впадаемъ мы при воззрѣніи, что классификація обнаруживаетъ передъ нами какой-то невѣдомый планъ творенія, или что она просто есть пріемъ для изложенія общихъ положеній и сближенія формъ, наиболѣе схожихъ между собою. Можно было-бы подумать (и такъ дѣйствительно думали прежде), что тѣ черты строенія, которыя опредѣляютъ образъ жизни и вообще мѣсто каждаго организма въ природномъ строѣ, окажутся весьма важными для классификаціи. Но ничто не можетъ быть ошибочнѣе такого предположенія. Никто не придаетъ важности внѣшнему сходству мыши съ землеройкою, дугонга съ китомъ, кита съ рыбою. Эти сходства, несмотря на ихъ тѣсную связь со всею жизнію организма, причисляютъ къ «признакамъ приспособительнымъ или аналогическимъ»; но намъ еще прійдется вернуться къ этимъ сходствамъ. Можно даже постановить, какъ общее правило, что чѣмъ менѣе какая-либо черта строенія имѣетъ связи съ особенностями образа жизни, тѣмъ важнѣе становится она для классификаціи. Напримѣръ, Оуенъ говоритъ по поводу дугонга: «Такъ какъ воспроизводительные органы всего менѣе связаны съ нравами и пищею животнаго, я всегда считалъ ихъ особенно важными для опредѣленія его истиннаго сродства. Мы въ видоизмѣненіяхъ этихъ органовъ не такъ легко можемъ принять признакъ лишь приспособительный за признакъ существенный». Точно такъ-же и относительно растеній, какъ
никам, в третьем — признаки рода Canis, и чтобы, присовокупив еще одно определение, дать полное описание каждого вида собаки. Остроумие и удобство такой системы неоспоримы. Но многие натуралисты думают, что естественная система имеет значение высшее; они верят, что в ней обнаруживается перед нами план творца; но пока мы не определим, разумеем ли мы под планом творца порядок во времени и в пространстве или что-либо другое, мне кажется, что это воззрение не прибавляет ничего к нашим знаниям. Такие выражения, как знаменитое изречение Линнея, часто встречающееся в форме более или менее скрытой — что «не признаки определяют род, но род определяет признаки», по-видимому, дают чувствовать, что наша классификация выражает более чем одно сходство. Я полагаю, что она действительно выражает более, и что потомственное родство — единственная известная нам причина сходства между организмами — есть связь, скрытая разными степенями видоизменения, которую отчасти обнаруживают перед нами наши классификации.
Обратим теперь внимание на правила, которыми руководствуется классификация, и на затруднения, в которые впадаем мы при воззрении, что классификация обнаруживает перед нами какой-то неведомый план творения, или что она просто есть прием для изложения общих положений и сближения форм, наиболее схожих между собою. Можно было бы подумать (и так действительно думали прежде), что те черты строения, которые определяют образ жизни и вообще место каждого организма в природном строе, окажутся весьма важными для классификации. Но ничто не может быть ошибочнее такого предположения. Никто не придает важности внешнему сходству мыши с землеройкою, дугонга с китом, кита с рыбою. Эти сходства, несмотря на их тесную связь со всею жизнию организма, причисляют к «признакам приспособительным или аналогическим»; но нам еще придется вернуться к этим сходствам. Можно даже постановить как общее правило, что чем менее какая-либо черта строения имеет связи с особенностями образа жизни, тем важнее становится она для классификации. Например, Оуен говорит по поводу дугонга: «Так как воспроизводительные органы всего менее связаны с нравами и пищею животного, я всегда считал их особенно важными для определения его истинного сродства. Мы в видоизменениях этих органов не так легко можем принять признак лишь приспособительный за признак существенный». Точно так же и относительно растений, как
