которая, быть-можетъ повліяла на яички или на мужской производительный элементъ. Такъ въ ублудкахъ камолой коровы съ длиннорогимъ быкомъ, длина роговъ, хотя и обнаруживающаяся поздно, очевидно зависитъ отъ мужскаго элемента.
Коснувшись возвращенія потомковъ къ типу предковъ, кстати упомяну о положеніи, часто высказываемомъ натуралистами — именно, будто наши домашнія разновидности, когда дичаютъ, постепенно, но неизмѣнно возвращаются къ типу своихъ первоначальныхъ родичей. На этомъ основаніи многіе утверждаютъ, что нельзя прилагать къ видамъ, находящимся въ состояніи естественномъ, заключеній, выведенныхъ изъ нашихъ домашнихъ породъ. Я тщетно старался доискаться фактическихъ основаній, на которыхъ такъ часто и такъ смѣло высказывается вышеприведенное положеніе. Доказать справедливость этого положенія было бы чрезвычайно трудно: мы можемъ сказать съ увѣренностію, что большая часть изъ нашихъ рѣзко-характеризованныхъ домашнихъ разновидностей вовсе не могла бы существовать въ дикомъ состояніи. Во многихъ случаяхъ мы не знаемъ ихъ первоначальныхъ родичей, и поэтому не могли-бы опредѣлить, произошло ли, или нѣтъ, полное возвращеніе къ дикому типу. Для того, чтобы избѣжать послѣдствій скрещиванія, нужно было-бы, чтобы лишь одна разновидность была отпущена на волю. Тѣмъ не менѣе, такъ-какъ наши домашнія разновидности при случаѣ несомнѣнно возвращаются къ нѣкоторымъ изъ признаковъ своихъ прадѣдовскихъ формъ, я считаю вѣроятнымъ, что еслибы намъ удалось пріурочить или разводить въ теченіи многихъ поколѣній отдѣльныя породы, напримѣръ, капусты, на почвѣ очень тощей (въ какомъ случаѣ, впрочемъ, результатъ отчасти могъ бы быть приписанъ прямому дѣйствію тощей почвы) — то онѣ бы въ значительной мѣрѣ, или даже вполнѣ возвратились-бы къ первоначальному, дикорастущему типу. Но съ нашей точки зрѣнія, удача или неудача такого опыта ничего не рѣшаетъ; потому-что самымъ опытомъ измѣнены условія жизни. Еслибъ можно было доказать, что наши домашнія разновидности обнаруживаютъ сильное стремленіе къ такому возвращенію — то-есть къ утратѣ своихъ пріобрѣтенныхъ признаковъ, при неизмѣненныхъ условіяхъ, при соединеніи въ значительныхъ количествахъ, препятствующемъ, въ-слѣдствіе безпрестанныхъ скрещиваній, сохраненію каждаго легкаго уклоненія — тогда, конечно, мы не могли-бы основывать на домашнихъ разновидностяхъ выводовъ, приложимыхъ къ виду. Но въ пользу этого воззрѣнія нельзя привести и тѣни доказательства: утверждать, что мы не можемъ разводить, въ безконечномъ ряду поколѣній, нашихъ
которая, быть может, повлияла на яички или на мужской производительный элемент. Так в ублудках камолой коровы с длиннорогим быком длина рогов, хотя и обнаруживающаяся поздно, очевидно зависит от мужского элемента.
Коснувшись возвращения потомков к типу предков, кстати упомяну о положении, часто высказываемом натуралистами, — именно, будто наши домашние разновидности, когда дичают, постепенно, но неизменно возвращаются к типу своих первоначальных родичей. На этом основании многие утверждают, что нельзя прилагать к видам, находящимся в состоянии естественном, заключений, выведенных из наших домашних пород. Я тщетно старался доискаться фактических оснований, на которых так часто и так смело высказывается вышеприведенное положение. Доказать справедливость этого положения было бы чрезвычайно трудно: мы можем сказать с уверенностью, что большая часть из наших резко-характеризованных домашних разновидностей вовсе не могла бы существовать в диком состоянии. Во многих случаях мы не знаем их первоначальных родичей и поэтому не могли бы определить, произошло ли или нет полное возвращение к дикому типу. Для того чтобы избежать последствий скрещивания, нужно было бы, чтобы лишь одна разновидность была отпущена на волю. Тем не менее, так как наши домашние разновидности при случае несомненно возвращаются к некоторым из признаков своих прадедовских форм, я считаю вероятным, что если бы нам удалось приурочить или разводить в течение многих поколений отдельные породы, например, капусты на почве очень тощей (в каком случае, впрочем, результат отчасти мог бы быть приписан прямому действию тощей почвы), — то они бы в значительной мере или даже вполне возвратились бы к первоначальному, дикорастущему типу. Но с нашей точки зрения, удача или неудача такого опыта ничего не решает; потому что самым опытом изменены условия жизни. Если б можно было доказать, что наши домашние разновидности обнаруживают сильное стремление к такому возвращению, — то есть к утрате своих приобретенных признаков при неизмененных условиях, при соединении в значительных количествах, препятствующем, вследствие беспрестанных скрещиваний, сохранению каждого легкого уклонения, — тогда, конечно, мы не могли бы основывать на домашних разновидностях выводов, приложимых к виду. Но в пользу этого воззрения нельзя привести и тени доказательства: утверждать, что мы не можем разводить в бесконечном ряду поколений наших
