вотнымъ. Мы смѣло можемъ приписать наслѣдственности эти черты строенія. Но прародителю горнаго гуся или фрегата перепонки на лапахъ, безъ сомнѣнія, были полезны, какъ и самымъ воднымъ изъ нынѣ живущихъ птицъ. Такъ точно мы можемъ представить себѣ, что у прародителя моржа были не плавники, а лапы съ пятью пальцами, приспособленныя къ хожденію или хватанію; далѣе мы можемъ позволить себѣ предположеніе, что отдѣльныя кости въ конечностяхъ обезьяны, лошади и летучей мыши, унаслѣдованныя отъ общаго прародителя, въ прежнія времена были болѣе спеціально полезны этому прародителю, или его предкамъ, чѣмъ нынѣ этимъ животнымъ, имѣющимъ столь различные нравы. Поэтому мы можемъ заключить, что всѣ эти кости могли быть пріобрѣтены черезъ естественный подборъ, подлежавшій въ прежнія времена, какъ и теперь, разнообразнымъ законамъ наслѣдственности, возвращенія, взаимнодѣйствій развитія и т. д. Поэтому всякую подробность въ строеніи всякаго живаго существа (принявъ въ соображеніе нѣкоторое прямое дѣйствіе физическихъ условій жизни) можно разсматривать либо какъ бывшую спеціально полезною какой-либо прадѣдовской формѣ, либо какъ полезную нынѣ потомкамъ этой формы, будь это прямо — или косвенно — въ силу сложныхъ законовъ развитія.
Естественный подборъ не можетъ произвести въ какомъ-либо видѣ видоизмѣненія, клонящагося исключительно къ благу другаго вида, хотя въ природѣ одинъ видъ постоянно пользуется особенностями въ строеніи другихъ видовъ и получаетъ отъ нихъ выгоду. Но естественный подборъ можетъ производить, и часто производитъ, черты строенія, прямо вредныя другимъ видамъ, какъ напримѣръ жало змѣй, сверло ихневмона, посредствомъ котораго онъ кладетъ яйца въ живое тѣло другихъ насѣкомыхъ. Еслибы можно было доказать, что какая-либо черта строенія въ какомъ-либо видѣ сложилась лишь на благо виду другому, такой фактъ опрокинулъ бы всю мою теорію, ибо такая черта строенія не моглабы сложиться въ силу естественнаго подбора. Хотя въ естественно-историческихъ сочиненіяхъ встрѣчается много указаній на подобныя приспособленія, я не могъ отыскать между ними даже одного, которому я могъ-бы придать сколько-нибудь вѣсу. Всѣми признано, что жало летучей змѣи дано ей на собственную защиту и на уничтоженіе ея добычи; но нѣкоторые авторы предполагаютъ, что ей въ то-же время данъ гремучій аппаратъ на собственный вредъ, а именно, для предупрежденія добычи. Послѣ этого можно сказать также, что кошка, собирающаяся прыгнуть, извиваетъ хвостъ для того, чтобы спугнуть мышь. Но я
вотным. Мы смело можем приписать наследственности эти черты строения. Но прародителю горного гуся или фрегата перепонки на лапах, без сомнения, были полезны, как и самым водным из ныне живущих птиц. Так точно мы можем представить себе, что у прародителя моржа были не плавники, а лапы с пятью пальцами, приспособленные к хождению или хватанию; далее мы можем позволить себе предположение, что отдельные кости в конечностях обезьяны, лошади и летучей мыши, унаследованные от общего прародителя, в прежние времена были более специально полезны этому прародителю или его предкам, чем ныне этим животным, имеющим столь различные нравы. Поэтому мы можем заключить, что все эти кости могли быть приобретены через естественный подбор, подлежавший в прежние времена, как и теперь, разнообразным законам наследственности, возвращения, взаимодействий развития и так далее. Поэтому всякую подробность в строении всякого живого существа (приняв в соображение некоторое прямое действие физических условий жизни) можно рассматривать либо как бывшую специально полезною какой-либо прадедовской форме, либо как полезную ныне потомкам этой формы, будь это прямо — или косвенно — в силу сложных законов развития.
Естественный подбор не может произвести в каком-либо виде видоизменения, клонящегося исключительно к благу другого вида, хотя в природе один вид постоянно пользуется особенностями в строении других видов и получает от них выгоду. Но естественный подбор может производить, и часто производит, черты строения, прямо вредные другим видам, как например жало змей, сверло ихневмона, посредством которого он кладет яйца в живое тело других насекомых. Если бы можно было доказать, что какая-либо черта строения в каком-либо виде сложилась лишь на благо виду другому, такой факт опрокинул бы всю мою теорию, ибо такая черта строения не могла бы сложиться в силу естественного подбора. Хотя в естественноисторических сочинениях встречается много указаний на подобные приспособления, я не мог отыскать между ними даже одного, которому я мог бы придать сколько-нибудь весу. Всеми признано, что жало летучей змеи дано ей на собственную защиту и на уничтожение ее добычи; но некоторые авторы предполагают, что ей в то же время дан гремучий аппарат на собственный вред, а именно для предупреждения добычи. После этого можно сказать также, что кошка, собирающаяся прыгнуть, извивает хвост для того, чтобы спугнуть мышь. Но я
