ный, какъ глазъ орла, могъ сложиться черезъ естественный подборъ, хотя, въ этомъ случаѣ, намъ неизвѣстна ни одна изъ предшествовавшихъ ступеней развитія. Его разумъ долженъ взять верхъ надъ его воображеніемъ — дѣло нелегкое въ этомъ случаѣ, какъ я испыталъ на себѣ; поэтому, меня нисколько не удивитъ, если читатель призадумается, прежде чѣмъ дать началу естественнаго подбора такое обширное приложеніе.
Трудно избѣгнуть сравненія глаза съ телескопомъ. Мы знаемъ, что этотъ инструментъ былъ усовершенствованъ продолжительными усиліями самихъ высокихъ человѣческихъ умовъ; и мы естественно заключаемъ, что глазъ сложился вслѣдствіе процесса болѣе или менѣе подобнаго. Но не слишкомъ ли самонадѣянно такое заключеніе? Имѣемъ ли мы право предполагать, что разумъ Творца дѣйствуетъ подобно слабому разуму человѣка? Если уже сравнивать глазъ съ оптическимъ инструментомъ, мы должны представить себѣ толстый слой прозрачной ткани, съ полостями, наполненными жидкостію, и подъ нимъ нервъ, чувствительный къ свѣту. Затѣмъ мы должны представить себѣ, что каждая часть этого слоя постоянно измѣняетъ медленно свою плотность, такъ-что происходитъ распаденіе на слои разной толщины и плотности, находящіеся въ разныхъ разстояніяхъ одинъ отъ другаго и медленно измѣняющіе формы своихъ поверхностей. Далѣе, мы должны представить себѣ силу (естественный подборъ), постоянно и строго слѣдящую за каждымъ случайнымъ измѣненіемъ въ прозрачныхъ слояхъ и тщательно подбирающую всякое видоизмѣненіе, могущее, при разныхъ обстоятельствахъ, въ какой-либо мѣрѣ служить къ произведенію болѣе яснаго изображенія. Мы должны представить себѣ, что каждое новое состояніе инструмента воспроизводится въ милліонѣ экземпляровъ, и что каждый изъ нихъ сохраняется, пока не возникнетъ лучшій инструментъ, при чемъ всѣ старые уничтожаются. Въ живыхъ организмахъ, уклончивость производить видоизмѣненія, зарожденіе размножаетъ ихъ почти до безконечности, а естественный подборъ выхватываетъ, съ безошибочною точностію, всякое улучшеніе. Пусть этотъ процессъ продлится милліоны и билліоны лѣтъ: неужели этимъ путемъ не могъ-бы возникнуть живой оптическій инструментъ, превышающій искусственные настолько, насколько созданія Творца выше созданій рукъ человѣческихъ?
Еслибы можно было доказать, что существуетъ какой-либо сложный органъ, который никакъ не могъ-бы сложиться черезъ многочисленныя, послѣдовательныя, легкія видоизмѣненія, моя теорія окончательно-бы рушилась. Но я не могу отыскать такого случая. Ко-
ный, как глаз орла, мог сложиться через естественный подбор, хотя в этом случае нам не известна ни одна из предшествовавших ступеней развития. Его разум должен взять верх над его воображением — дело нелегкое в этом случае, как я испытал на себе; поэтому меня нисколько не удивит, если читатель призадумается, прежде чем дать началу естественного подбора такое обширное приложение.
Трудно избегнуть сравнения глаза с телескопом. Мы знаем, что этот инструмент был усовершенствован продолжительными усилиями самих высоких человеческих умов; и мы, естественно, заключаем, что глаз сложился вследствие процесса более или менее подобного. Но не слишком ли самонадеянно такое заключение? Имеем ли мы право предполагать, что разум творца действует подобно слабому разуму человека? Если уже сравнивать глаз с оптическим инструментом, мы должны представить себе толстый слой прозрачной ткани с полостями, наполненными жидкостью, и под ним нерв, чувствительный к свету. Затем мы должны представить себе, что каждая часть этого слоя постоянно изменяет медленно свою плотность, так что происходит распадение на слои разной толщины и плотности, находящиеся в разных расстояниях один от другого и медленно изменяющие формы своих поверхностей. Далее, мы должны представить себе силу (естественный подбор), постоянно и строго следящую за каждым случайным изменением в прозрачных слоях и тщательно подбирающую всякое видоизменение, могущее при разных обстоятельствах в какой-либо мере служить к произведению более ясного изображения. Мы должны представить себе, что каждое новое состояние инструмента воспроизводится в миллионе экземпляров, и что каждый из них сохраняется, пока не возникнет лучший инструмент, причем все старые уничтожаются. В живых организмах уклончивость производит видоизменения, зарождение размножает их почти до бесконечности, а естественный подбор выхватывает с безошибочною точностью всякое улучшение. Пусть этот процесс продлится миллионы и биллионы лет: неужели этим путем не мог бы возникнуть живой оптический инструмент, превышающий искусственные настолько, насколько создания творца выше созданий рук человеческих?
Если бы можно было доказать, что существует какой-либо сложный орган, который никак не мог бы сложиться через многочисленные, последовательные, легкие видоизменения, моя теория окончательно бы рушилась. Но я не могу отыскать такого случая. Ко-
