и кнутишко припасенъ, и топоръ за поясомъ, такъ за малымъ дѣло стало: лошаденки нѣтъ! не откажи, батюшка!
Такъ и кума моя, Соломонида, что на Волгѣ жила, не тѣмъ будь помянута, бывало, о масляной, пошлетъ внучку къ золовкѣ: приказала-де бабушка кланяться, собирается блины печь, такъ ужъ наставила водицы, натолкла и соли, припасла и сковородникъ, а велѣла просить: сковороды нѣтъ ли, мучицы гречневой, молочка, да маслица!
Ссудилъ сосѣдъ Харитона, отставнова цѣловальника, кобылой, пришелъ тотъ къ нему и за хомутомъ; а какъ хомута лишняго у этого не случилось, такъ онъ ему и не далъ. — Тогда убогой Харитонъ нашъ не призадумался: онъ привязалъ кобылу просто къ дровнямъ за хвостъ и поѣхалъ по дрова: когда же, наваливъ возъ большой, возвращался изъ лѣсу домой, такъ былъ подъ хмѣлькомъ; онъ ворота отперъ,
и кнутишко припасен, и топор за поясом, так за малым дело стало: лошаденки нет! не откажи, батюшка!
Так и кума моя, Соломонида, что на Волге жила, не тем будь помянута, бывало, о масляной, пошлет внучку к золовке: приказала-де бабушка кланяться, собирается блины печь, так уж наставила водицы, натолкла и соли, припасла и сковородник, а велела просить: сковороды нет ли, мучицы гречневой, молочка, да маслица!
Ссудил сосед Харитона, отставнова целовальника, кобылой, пришел тот к нему и за хомутом; а как хомута лишнего у этого не случилось, так он ему и не дал. — Тогда убогой Харитон наш не призадумался: он привязал кобылу просто к дровням за хвост и поехал по дрова: когда же, навалив воз большой, возвращался из лесу домой, так был под хмельком; он ворота отпер,
