она съ мужемъ сыпала, половицу, да и схоронилъ туда этотъ ножъ окаянный. Никто о томъ и не вѣдалъ; а у бабы первая дочь родилась — вѣдьма! Сватья и кума и бабка видѣли, что ребенокъ съ хвостомъ родился, а хвостъ настоящій мышиный, прости Господи согрѣшеніе мое! Когда же дѣвка эта выросла, такъ ослѣпила навожденіемъ парня, нашего криваго Луки дѣда, покойника Ѳедосея, вотъ что схоронили о Петровкахъ да нынѣ поминаемъ — услыши Господи молитвы наши грѣшныя, не изрыгай земля праха его! — онъ то взялъ ее за себя, да и самъ такому же добру отъ нее научился! Вотъ, отцы родимые, кормилицы мои, какимъ случаемъ покойникъ нашъ Ѳедосей, не тѣмъ будь помянутъ, сталъ знахаремъ!
На покойника была правда не разъ поклепа, за худыя дѣла и прочія художества, подхватилъ кумъ Ивличъ, да все напраслина! Онъ, лѣтъ тому будетъ 60, благое дѣло сдѣлалъ. Тогда
она с мужем спала, половицу, да и схоронил туда этот нож окаянный. Никто о том и не ведал; а у бабы первая дочь родилась — ведьма! Сватья и кума и бабка видели, что ребенок с хвостом родился, а хвост настоящий мышиный, прости Господи согрешение мое! Когда же девка эта выросла, так ослепила наваждением парня, нашего кривого Луки деда, покойника Федосея, вот что схоронили о Петровках да ныне поминаем — услыши Господи молитвы наши грешные, не изрыгай земля праха его! — он то взял ее за себя, да и сам такому же добру от нее научился! Вот, отцы родимые, кормилицы мои, каким случаем покойник наш Федосей, не тем будь помянут, стал знахарем!
На покойника была правда не раз поклепа, за худые дела и прочие художества, подхватил кум Ивлич, да всё напраслина! Он, лет тому будет 60, благое дело сделал. Тогда
