Вымолвилъ и сразу легъ на землю,
Не ничкомъ на землю легъ, спиною,
Всѣ стояли, затаивъ дыханье,
Слушали и ждали очень долго.
Вотъ старикъ спросилъ, дрожа отъ страха:
— Что ты видишь? — но отвѣта не далъ
Сынъ его съ сѣдою бородою,
И когда надъ нимъ склонились братья,
То увидѣли, что онъ не дышитъ,
Что лицо его, темнѣе мѣди,
Исковеркано руками смерти.
Ухъ, какъ женщины заголосили,
Какъ заплакали, завыли дѣти,
Старый бороденку дергалъ, хрипло
Страшныя проклятья выкликая.
На ноги вскочили восемь братьевъ,
Крѣпкихъ мужей, ухватили луки,
— Выстрѣлимъ — они сказали — въ небо,
И того, кто бродитъ тамъ, подстрѣлимъ…
Что намъ это за напасть такая? —
Но вдова умершаго вскричала:
— Мнѣ отмщенье, а не вамъ отмщенье!
Я хочу лицо его увидѣть,
Вымолвил и сразу лег на землю,
Не ничком на землю лег, спиною,
Все стояли, затаив дыханье,
Слушали и ждали очень долго.
Вот старик спросил, дрожа от страха:
— Что ты видишь? — но ответа не дал
Сын его с седою бородою,
И когда над ним склонились братья,
То увидели, что он не дышит,
Что лицо его, темнее меди,
Исковеркано руками смерти.
Ух, как женщины заголосили,
Как заплакали, завыли дети,
Старый бороденку дергал, хрипло
Страшные проклятья выкликая.
На ноги вскочили восемь братьев,
Крепких мужей, ухватили луки,
— Выстрелим — они сказали — в небо,
И того, кто бродит там, подстрелим…
Что нам это за напасть такая? —
Но вдова умершего вскричала:
— Мне отмщенье, а не вам отмщенье!
Я хочу лицо его увидеть,
