Надъ городомъ плыветъ ночная тишь
И каждый шорохъ дѣлается глуше,
А ты, душа, ты все-таки молчишь.
Помилуй, Боже, мраморныя души.
И отвѣчала мнѣ душа моя,
Какъ будто арфы дальнія пропѣли:
— Зачѣмъ открыла я для бытія
Глаза въ презрѣнномъ человѣчьемъ тѣлѣ.
— Безумная, я бросила мой домъ,
Къ иному устремясь великолѣпью.
И шаръ земной мнѣ сдѣлался ядромъ,
Къ какому каторжникъ прикованъ цѣпью.
Над городом плывет ночная тишь
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты всё-таки молчишь.
Помилуй, Боже, мраморные души.
И отвечала мне душа моя,
Как будто арфы дальние пропели:
— Зачем открыла я для бытия
Глаза в презренном человечьем теле.
— Безумная, я бросила мой дом,
К иному устремясь великолепью.
И шар земной мне сделался ядром,
К какому каторжник прикован цепью.
