Память, ты слабѣе годъ отъ году,
Тотъ ли это, или кто другой
Промѣнялъ веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Зналъ онъ муки голода и жажды,
Сонъ тревожный, безконечный путь,
Но святой Георгій тронулъ дважды
Пулею нетронутую грудь.
Я — угрюмый и упрямый зодчій
Храма возстающаго во мглѣ,
Я возревновалъ о славѣ Отчей
Какъ на небесахъ, и на землѣ.
Сердце будетъ пламенемъ палимо
Вплоть до дня, когда взойдутъ, ясны,
Стѣны Новаго Іерусалима
На поляхъ моей родной страны.
И тогда повѣетъ вѣтеръ странный —
И прольется съ неба страшный свѣтъ,
Это Млечный Путь расцвѣлъ нежданно
Садомъ ослѣпительныхъ планетъ.
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это, или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь.
Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей
Как на небесах, и на земле.
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
И тогда повеет ветер странный —
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.
