И вотъ вся жизнь! Круженье, пѣнье,
Моря, пустыни, города,
Мелькающее отраженье
Потеряннаго навсегда.
Бушуетъ пламя, трубятъ трубы,
И кони рыжіе летятъ,
Потомъ волнующія губы
О счастьѣ, кажется, твердятъ.
И вотъ опять восторгъ и горе,
Опять, какъ прежде, какъ всегда,
Сѣдою гривой машетъ море,
Встаютъ пустыни, города.
Когда же, наконецъ, возставши
Отъ сна, я буду снова я, —
Простой индіецъ, задремавшій
Въ священный вечеръ у ручья?
И вот вся жизнь! Круженье, пенье,
Моря, пустыни, города,
Мелькающее отраженье
Потерянного навсегда.
Бушует пламя, трубят трубы,
И кони рыжие летят,
Потом волнующие губы
О счастье, кажется, твердят.
И вот опять восторг и горе,
Опять, как прежде, как всегда,
Седою гривой машет море,
Встают пустыни, города.
Когда же, наконец, восставши
От сна, я буду снова я, —
Простой индиец, задремавший
В священный вечер у ручья?
