Зачѣмъ онъ мнѣ снился, смятенный, нестройный,
Рожденный изъ глуби не нашихъ временъ,
Тотъ сонъ о Стокгольмѣ, такой беспокойный,
Такой ужъ почти и не радостный сонъ…
Быть можетъ, былъ праздникъ, не знаю навѣрно,
Но только все колоколъ, колоколъ звалъ;
Какъ мощный органъ, потрясенный безмѣрно,
Весь городъ молился, гудѣлъ, грохоталъ…
Стоялъ на горѣ я, какъ будто народу
О чемъ-то хотѣлъ проповѣдывать я,
И видѣлъ прозрачную тихую воду,
Окрестныя рощи, лѣса и поля.
Зачем он мне снился, смятенный, нестройный,
Рожденный из глуби не наших времен,
Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный,
Такой уж почти и не радостный сон…
Быть может, был праздник, не знаю наверно,
Но только всё колокол, колокол звал;
Как мощный орган, потрясенный безмерно,
Весь город молился, гудел, грохотал…
Стоял на горе я, как будто народу
О чем-то хотел проповедовать я,
И видел прозрачную тихую воду,
Окрестные рощи, леса и поля.
