Въ крѣпко-слаженныхъ домахъ
Ждутъ хозяйки бѣлыя, скромныя,
Въ самаркандскихъ цвѣтныхъ платкахъ,
А глаза все такіе темные.
Губернаторскій дворецъ
Пышетъ свѣтомъ въ часы вечерніе;
Предводителевъ жеребецъ —
Удивленіе всей губерніи.
А весной идутъ, таясь,
На кладбище девушки съ милыми,
Шепчутъ, ластясь: «Мой яхонтъ-князь!»
И цѣлуются надъ могилами.
Крестъ надъ церковью взнесенъ,
Символъ власти ясной, Отеческой,
И гудитъ малиновый звонъ
Рѣчью мудрою, человѣческой.
В крепко-слаженных домах
Ждут хозяйки белые, скромные,
В самаркандских цветных платках,
А глаза всё такие темные.
Губернаторский дворец
Пышет светом в часы вечерние;
Предводителев жеребец —
Удивление всей губернии.
А весной идут, таясь,
На кладбище девушки с милыми,
Шепчут, ластясь: «Мой яхонт-князь!»
И целуются над могилами.
Крест над церковью взнесен,
Символ власти ясной, Отеческой,
И гудит малиновый звон
Речью мудрою, человеческой.
