Она спросила:—Зачѣмъ, папа?
— Это секретъ,—отвѣтилъ онъ.
На слѣдующее утро, спустившись внизъ, свѣжая и вся въ бѣломъ, она нашла столъ гостиной весь покрытый коробками конфектъ, а на стулѣ лежалъ громадный букетъ.
Во дворъ въѣхалъ экипажъ съ надписью: „Лера, кондитеръ въ Феканѣ. Свадебныя угощенія“, и Людивина при помощи поваренка вытаскивала изъ задней дверцы экипажа множество большихъ плоскихъ корзинокъ, отъ которыхъ хорошо пахло.
Появился и виконтъ де Ламаръ въ плотно обтянутыхъ брюкахъ и лакированныхъ сапогахъ, обрисовывавшихъ его маленькую ногу. Въ вырѣзкѣ длиннаго сюртука, стянутаго у таліи, виднѣлись на груди кружева его жабо, а тонкій галстукъ, обмотанный нѣсколько разъ вокругъ шеи, заставлялъ его высоко держать свою красивую темную голову съ отпечаткомъ важнаго благородства.
У него былъ совсѣмъ другой видъ,—тотъ особенный видъ, какой придаетъ нарядъ даже самымъ знакомымъ лицамъ. Жанна, пораженная, смотрѣла такъ, какъ будто видѣла его въ первый разъ; находила его вполнѣ изящнымъ аристократомъ съ головы до ногъ.
Онъ, улыбаясь, поклонился и спросилъ:—Ну-съ, кумушка, готовы ли вы?
— Что? Что такое?—лепетала она.
— Узнаешь сейчасъ,—сказалъ баронъ.
Запряженный экипажъ подъѣхалъ; мадамъ Аделаида, пышно разодѣтая, вышла изъ своей комнаты, поддерживаемая Розаліей, которая такъ была поражена элегантностью Ламара, что папа прошепталъ:—Вотъ, виконтъ, вы, кажется, даже сильно приглянулись нашей горничной.— Онъ покраснѣлъ до самыхъ ушей, притворился, что не слышитъ, и,
