потащилъ его на линію кораблей. Море было тихо, у берега еле-еле плескался остатокъ волненія. Корабль вошелъ въ линію, гдѣ стояли вдоль набережной бокъ о бокъ корабли изъ всѣхъ странъ свѣта, и большіе и малые, всякихъ размѣровъ, формъ и оснастокъ. „Богородица Вѣтровъ“ стояла между итальянскимъ бригомъ и англійской галеттой, которые потѣснились, чтобы дать мѣсто новому товарищу.
Какъ только капитанъ раздѣлался съ таможенными и портовыми чиновниками, онъ отпустилъ двѣ трети матросовъ на всю ночь на берегъ.
Ночь была теплая, лѣтняя. Марсель былъ весь освѣщенъ, на улицахъ пахло ѣдой изъ кухонъ, со всѣхъ сторонъ слушался говоръ, грохотъ колесъ и веселые крики.
Матросы съ корабля „Богородица Вѣтровъ“ мѣсяца четыре не были на сушѣ и теперь, сойдя на берегъ, робко, по-двое, другъ за другомъ, шли по городу, какъ чужіе, отвыкшіе отъ города, люди. Они, покачиваясь, осматривались, обнюхивая улицы, выходившія на пристань, испытывая въ тѣлѣ лихорадку похоти, усилившуюся въ нихъ въ продолженіе послѣднихъ 66 дней, проведенныхъ въ морѣ... Нормандцы шли впереди, руководимые Селестиномъ Дюкло, здоровеннымъ парнемъ, сильнымъ и ловкимъ, который всегда водилъ другихъ, когда они сходили на берегъ. Онъ умѣлъ находить хорошія мѣста, умѣлъ и отдѣлаться, когда надо было, и не ввязывался въ драки, что частенько бываетъ съ матросами, когда они сходятъ на берегъ; но если драка завязывалась, то онъ не отставалъ отъ товарищей и умѣлъ постоять за себя.
Долго матросы толкались по темнымъ улицамъ, которыя, какъ стоки, всѣ спускались къ морю и изъ которыхъ несло тяжелымъ запахомъ дыханія вертеповъ. Наконецъ, Селестинъ выбралъ одинъ узкій переулокъ, въ которомъ горѣли надъ
