возраста? И надо же ему искажать ее такъ шутовски для того только, чтобъ его считали молодымъ. Развѣ это не жалость? Неправда ли, что у него красивая голова, сударь? Подождите, — прежде, чѣмъ его уложить, я вамъ его покажу.
Она подошла къ столу, на которомъ находились умывальникъ, мыло, гребенка и щетка, и, взявъ щетку, вернулась къ кровати. Приподнявъ перепутанные волосы старика, она въ нѣсколько минутъ придала ему видъ модели для художника, съ длинными кудрями, падающими на шею, и отступила, чтобы лучше его разсмотрѣть:
— Вѣдь правда, что онъ очень хорошъ для своихъ лѣтъ?
— Очень хорошъ, — подтвердилъ докторъ, котораго все это начинало забавлять.
— А еслибы вы его знали, — продолжала старуха, — когда ему было двадцать пять лѣтъ! Но надо его уложить въ постель, безъ этого абсентъ перевернетъ ему всѣ внутренности. Пожалуйста, сударь, потяните его рукавъ, выше… вотъ такъ… отлично… теперь штаны… погодите, я разую его… хорошо… Теперь приподнимите его, чтобъ я могла открыть постель… вотъ такъ… уложимъ его. Если вы думаете, что онъ побезпокоится, чтобы дать мнѣ мѣсто — вы жестоко ошибаетесь. Я должна отъискать себѣ уголокъ, все равно гдѣ. Это его не тревожитъ. Ахъ ты кутила этакій!
Почувствовалъ себя въ постели, старикъ закрылъ глаза, раскрылъ ихъ на мгновеніе и снова закрылъ, причемъ на довольномъ лицѣ его выражалась энергическая рѣшимость уснуть.
Докторъ, съ все возрастающимъ интересомъ разглядывая его, спросилъ:
