лось, что Господь Богъ упаковалъ именно для отсылки ее на чердакъ старыхъ міровъ. Видъ, право, былъ очень грустный. Мы жили въ это время семьей, и семьей очень многочисленной: мой отецъ, мать, дядя и тетка, два моихъ брата и четыре кузины, хорошенькія дѣвочки. На младшей изъ нихъ я женился. Отъ всего этого общества остались въ живыхъ только моя жена, я и моя невѣстка, живущая въ Марсели. Господи, какъ разсыпаются семьи. Я дрожу при мысля объ этомъ! Тогда мнѣ было пятнадцать лѣтъ, потому что теперь мнѣ уже пятьдесятъ шесть. Итакъ, мы собирались праздновать Крещенье и были очень, очень веселы! Все общество собралось уже въ столовой въ ожиданіи обѣда, когда старшій братъ мой, Жакъ, сказалъ: — „Въ долинѣ уже минутъ десять воетъ какая-то собака; должно-быть бѣдняжка заблудилась“.
Онѣ не докончилъ фразы, какъ раздался звонъ садоваго колокола, густой звукъ какъ бы церковнаго колокола, вызывавшаго мысль о покойникѣ. Всѣ содрогнулись. Отецъ позвалъ лакея и послалъ его узнать. Мы всѣ молча ожидали, думая о снѣгѣ, покрывавшемъ землю. Вернувшійся лакей объявилъ, что ничего не видно. Собака продолжала выть и голосъ ея раздавался съ одной и той же стороны. Мы сѣли за столъ всѣ нѣсколько взволнованные, въ особенности молодежь. Все шло благополучно до жаркого, но тутъ снова раздался звонъ колокола, три удара подрядъ, три сильныхъ, протяжныхъ удара. Мы были страшно потрясены, у насъ буквально захватывало дыханіе. Всѣ смотрѣли другъ на друга съ поднятыми вилками, прислушиваясь въ необычайномъ страхѣ.
Наконецъ мать моя заговорила: — „Странно, что кто-то опять вернулся, вѣдь прошло уже не мало времени съ тѣхъ поръ, какъ раздался первый ударѣ. Не ходите одинъ, Бап
