— Да, господинъ кюрэ, моя мать умерла.
— Давно ли?
— Уже три года.
У священника явилось новое сомнѣніе.
— Почему же вы раньше не пришли ко мнѣ?
Человѣкъ колебался.
— Я не могъ. Были задержки. Вы меня извините, если я прерву свои признанія, которыя окончу впослѣдствіи со всѣми желательными для васъ подробностями, но дѣло въ томъ, что я ничего не ѣлъ со вчерашняго утра.
Старикъ, полный жалости, сказалъ, протягивая обѣ руки:
— О, бѣдное дитя мое!
Молодой человѣкъ взялъ эти большія протянутыя ему руки, прикрывшія его болѣе тонкіе, теплые, лихорадочные пальцы, и сказалъ шутливымъ, насмѣшливымъ голосомъ, который все время не покидалъ его:
— Вотъ и отлично! Я право начинаю думать, что мы все-таки сойдемся.
Аббатъ пошелъ впередъ.
— Пойдемте обѣдать, — сказалъ онъ.
И тутъ онъ вспомнилъ съ безсознательнымъ застѣнчивымъ и страннымъ удовольствіемъ о пойманной имъ превосходной рыбѣ, которая вмѣстѣ съ курицей подъ рисомъ составитъ отличный обѣдъ для этого несчастнаго существа.
Служанка, безпокойная и ворчливая, уже дожидалась у дверей входа.
— Маргарита, — крикнулъ аббатъ, — возьми поскорѣе столъ, отнеси его въ залу и поставь два прибора; да только поскорѣе, пожалуйста.
Служанка стояла, пораженная мыслью, что ея хозяинъ будетъ обѣдать съ этимъ бродягой.
Тогда аббатъ принялся самъ собирать и переносить при
