до нихъ долетало веселое чириканье птицъ, сушившихъ свои крылышки.
Насталъ вечеръ. Всѣ теперь спали въ экипажѣ, кромѣ Жанны. Два раза останавливались они у постоялыхъ дворовъ, чтобы покормить лошадей овсомъ, напоить и дать имъ передохнуть.
Солнце сѣло; вдали раздавался звонъ колоколовъ. Въ маленькой деревушкѣ зажгли фонари, и небо въ свою очередь засвѣтилось безчисленными звѣздами. Кое-гдѣ появились освѣщенные дома, огненными точками прорѣзая темноту, и вдругъ изъ-за косогора сквозь вѣтви елей выплыла луна, красная, громадная, какъ бы отяжелѣвшая отъ сна.
Было такъ тепло, что окна оставались опущенными.
Жанна, усталая отъ грезъ, насладившись счастливыми видѣніями, отдыхала.
Иногда, утомившись сидѣть въ одномъ и томъ же положеніи, она открывала глаза, глядѣла въ окно, видѣла въ свѣтящейся ночи деревья фермы или коровъ, лежавшихъ тамъ и сямъ въ полѣ, поднимавшихъ головы. Затѣмъ она принимала новую позу, стараясь вернуться къ прежнимъ сновидѣниямъ, но шумъ экипажа утомлялъ ея слухъ и мысль, и она закрывала глаза, разбитая и тѣломъ, и душой.
Между тѣмъ остановились. Мужчины и женщины съ фонарями въ рукахъ подошли къ дверцамъ. Они пріѣхали. Жанна вдругъ проснулась и быстро выпрыгнула. Фермеръ свѣтилъ, и при свѣтѣ его фонаря отецъ и Розалія почти внесли баронессу. Она совсѣмъ разслабла, охала отъ усталости и тихимъ, умирающимъ голосомъ постоянно повторяла: „Ахъ, Боже мой, бѣдняжки, бѣдняжки“. Она не захотѣла ии ѣсть, ни пить, легла въ постель и тотчасъ же заснула.
Жанна и баронъ поужинали вдвоемъ.
Они улыбались, глядя другъ на друга, пожимали черезъ
