Тогда старикъ пришелъ въ ярость.
— Почему же бы это было лучше?—Потому, что я бѣденъ, а они богаты?… Караульте ихъ теперь.
Дрожащій, мокрый, оборванный, со спутанною бородой и длинными волосами, выбивавшимися изъ-подъ измятой шляпы, онъ показывалъ на трупы кондомъ своей клюки, восклицая: „Мы всѣ равны передъ этимъ!“
Подошли другіе крестьяне и принялись осматривать ихъ исподлобья безпокойнымъ, угрымымъ, испуганнымъ, эгоистичнымъ и трусливымъ взглядомъ. Потомъ поднялись толки о томъ, что дѣлать, и рѣшили, въ надеждѣ на вознагражденіе, перенести тѣла въ замки. Запрягли двѣ телѣги. Но тутъ возникло новое затрудненіе. Одни хотѣли просто постлать соломы на дно повозокъ, другіе предлагали положить туда матрасы для приличія.
Женщина, которая уже раньше говорила, закричала и тутъ:
— Но вѣдь они всѣ будутъ испачканы въ крови, эти матрасы. Ихъ придется отмывать жавелевой водой!
Тогда толстый фермеръ съ веселымъ лицомъ отвѣчалъ:
— Да вѣдь за нихъ же заплатятъ, заплатятъ гораздо больше, чѣмъ они стоятъ!
Аргументъ былъ убѣдительный.
И двѣ телѣги безъ рессоръ, на высокихъ колесахъ, пустились рысью, одна—направо, другая—налѣво, встряхивая и подбрасывая при каждомъ толчкѣ на большихъ выбоинахъ останки двухъ существъ, которыя при жизни обнимались, но которыя теперь уже никогда не встрѣтятся.
Когда графъ увидалъ, что хижина покатилась по крутому скату, онъ изо всѣхъ силъ пустился бѣжать подъ дождемъ и вихремъ. Онъ бѣжалъ нѣсколько часовъ, пересѣкая дороги, перескакивая пригорки, продираясь сквозь изгороди,
