Аббатъ Пико погрузился въ воспоминанія о своей деревнѣ, о морѣ, которое было видно изъ оконъ церковнаго дома, о маленькихъ углубленныхъ долинахъ, гдѣ онъ перечитывалъ свой требникъ, любуясь на пробѣгавшія вдали суда.
Оба священника откланялись. Старикъ обнялъ Жанну, которая чуть не расплакалась.
Восемь дней спустя явился аббатъ Тольбіакъ. Онъ началъ говорить о реформахъ, которыя онъ совершалъ, какъ будто считалъ себя владѣтельнымъ княземъ, вступившимъ въ управленіе государствомъ. Потомъ онъ просилъ виконтессу не пропускать больше воскресныхъ богослуженій и пріобщаться каждый праздникъ.
— Вы и я,—говорилъ онъ, — самыя главныя лица края, мы должны управлять имъ и подавать собою примѣръ, достойный подражанія. Для того, чтобы мы были сильны и уважаемы, нужно намъ соединиться. Церковь и замокъ подадутъ другъ другу руку и хижина будетъ насъ бояться и повиноваться намъ.
Религія Жанны вся заключалась въ чувствѣ, въ ней была та мечтательная вѣра, которая всегда таится въ женщинѣ, и если она съ грѣхомъ пополамъ исполняла религіозныя обязанности, то лишь благодаря привычкѣ, пріобрѣтенной въ монастырѣ; скептическая философія барона уже давно разрушила ея убѣжденія.
Аббатъ Пико довольствовался тѣмъ немногимъ, что она исполняла, и никогда не дѣлалъ ей замѣчаній. Но его преемникъ, не видя ее за службой въ прошедшее воскресенье, явился къ ней обезпокоенный и строгій.
Она не хотѣла портить отношеній съ аббатомъ и обѣщала, имѣя въ виду, изъ любезности къ нему, аккуратно посѣщать церковь, только на время.
