всю жизнь, отрѣшилась отъ всякой надежды, всякихъ видовъ на будущее, отъ всей прелести неизвѣстности завтрашняго дня! И она впала въ это супружество, эту безбрежную, лишенную выхода, пропасть, въ это бѣдствіе, эту грусть, это отчаяніе, только потому, что, какъ Розалія, нашла его пріятнымъ.
Дверь отворилась подъ бѣшенымъ толчкомъ и вошелъ разъяренный Жюльенъ. Онъ увидалъ на лѣстницѣ плачущую Розалию и пришелъ узнать, что случилось, понимая, что что-то замышляется и желая знать, что имъ сказала служанка. Видъ священника приковалъ его къ мѣсту.
— Что здѣсь? Что тутъ такое?—спросилъ онъ дрожащимъ, но спокойнымъ голосомъ.
Баронъ, за минуту такъ горячившійся, не осмѣлился ничего сказать, помня наставленія священника и свое собственное прошлое, вызванное въ его памяти поступкомъ зятя. Мама зарыдала сильнѣе. Жанна поднялась на рукахъ и задыхаясь смотрѣла на того, кто заставилъ ее такъ жестоко страдать. Она пробормотала:
— Мы знаемъ теперь все, все… всѣ ваши подлости съ того самаго дня, какъ вы вступили въ этотъ домъ… Знаемъ, что ребенокъ этой служанки отъ васъ, точно также какъ и мой… они будутъ братья…—Надломленная скорбью, охватившею ее при этой мысли, она опустилась на простыни и отчаянно зарыдала.
Онъ остановился въ остолбенѣніи, не зная что говорить и что дѣлать. Священникъ заговорилъ снова:
— Ничего, ничего, молодая барынька, не нужно всѣмъ этимъ огорчаться, будьте разсудительны.
Онъ поднялся, подошелъ къ постели и положилъ свою теплую руку на лобъ этой отчаявшейся. Это простое прикосновеніе странно ее успокоило, она тотчасъ же почув-
