Они прошли лѣсомъ, въ которомъ она бродила въ день свадьбы, сливаясь съ тѣмъ, чьей подругой становилась на всю жизнь. Въ этомъ лѣсу она получила первую ласку, почувствовала первое неясное волненіе той чувственной любви, познать которую вполнѣ ей довелось только въ дикой долинѣ Оты, у источника, гдѣ они пили, смѣшивая поцѣлуи съ водою.
Нѣтъ ни листьевъ, ни вьющейся травы, ничего, кромѣ шума вѣтвей, да тѣхъ глухихъ звуковъ, какіе обыкновенно бываютъ зимой въ оголенномъ мелколѣсій.
Они вошли въ деревушку. Пустыя, безмолвныя улицы сохраняли запахъ моря, водорослей и рыбы.
Длинныя, темносѣрыя сѣти просушивались, или развѣшенныя у дверей, или разостланныя на берегу. Темное и холодное море съ вѣчно бушующею пѣной начинало спадать, обнажая у Фекана зеленоватыя скалы у подножья крутыхъ береговъ. А вдоль берега большія, склонившіяся на бокъ, лодки казались огромными мертвыми рыбами.
Орлице садилось и рыбаки сходились группами, тяжело ступая своими огромными морскими башмаками, въ шерстяныхъ шарфахъ, съ бутылкой водки въ одной рукѣ и съ фонаремъ — въ другой. Они долго похаживали вокругъ наклонившихся лодокъ, укладывая на бортъ съ нормандскою медленностью, свои сѣти, буи, краюху хлѣба, горшокъ съ масломъ, стаканъ и бутылку вина. Потомъ они сталкивали въ воду выпрямившуюся лодку, которая съ шумомъ спускалась по камнямъ, разсѣкала пѣну, взбиралась на волну, покачивалась нѣсколько минутъ, раскрывала свои темныя крылья и исчезала во тьмѣ съ своимъ огонькомъ на концѣ мачты.
А высокорослыя жены матросовъ, могучій остовъ которыхъ не могли скрыть ихъ тонкія платья, оставались на берегу до отплытія послѣдняго рыбака, и затѣмъ возвра-
