Другой, зловѣщій и тяжелый,
Какъ подобравшійся драконъ,
Шипитъ: „вотще Савонароллой
Мой домъ державный потрясенъ.“
Они ликуютъ, эти звѣри,
А между нихъ, потупя взглядъ,
Изгнанникъ блѣдный, Алигьери
Стопой неспѣшной сходитъ въ Адъ.
Другой, зловещий и тяжелый,
Как подобравшийся дракон,
Шипит: «вотще Савонароллой
Мой дом державный потрясен».
Они ликуют, эти звери,
А между них, потупя взгляд,
Изгнанник бледный, Алигьери
Стопой неспешной сходит в Ад.
Поздно. Гиганты на башнѣ
Гулко ударили — три.
Сердце ночами безстрашнѣй,
Странникъ, молчи и смотри.
Городъ — какъ голосъ наяды,
Въ призрачно-свѣтломъ быломъ,
Кружевъ узорнѣй аркады,
Воды застыли стекломъ.
Вѣрно, скрываютъ колдуній
Завѣсы черныхъ гондолъ.
Тамъ, гдѣ огни на лагунѣ —
Тысячи огненныхъ пчелъ.
Поздно. Гиганты на башне
Гулко ударили — три.
Сердце ночами бесстрашней,
Странник, молчи и смотри.
Город — как голос наяды,
В призрачно-светлом былом,
Кружев узорней аркады,
Воды застыли стеклом.
Верно, скрывают колдуний
Завесы черных гондол.
Там, где огни на лагуне —
Тысячи огненных пчел.
